Перестройка как русский проект. Советский строй у отечественных мыслителей в изгнании

Добровольная общность земли может вести к рационализации труда и росту его производительности, а советская насильственная общность труда на земле, второе создание барщины, ведет к тому, что наблюдалось в СССР и в 30-е, и в 40-е: как и положено при барщине, на хозяина – государство – крестьянин работает спустя рукава, сберегая свои силы для интенсивного труда на своей земле. В начале 50-х тому же Ивану Ильину было окончательно видно, что колхозный строй изначально неэффективен, что новая социалистическая Россия спасается от голода прежде всего благодаря так называемым «личным подсобным хозяйствам» крестьян. В начале 1950 года он пишет в статье «Русский крестьянин и собственность»: «Сведения, идущие из России, рисуют нам тот своеобразный хозяйственно-душевный раскол, который переживает русский крестьянин при коммунистическом строе. Все, с чем он имеет дело, делится для него на две неравные половины: «колхозное» и «свое». Колхозное обозначает отнятое… коммунистически-чиновничье…это «они». Свое – это то, что «осталось»…: здесь стоит промышлять, изворачиваться, не жалеть «горба», работать даже ночью. Это «мы», «наше»; здесь важен урожай и порядок: это прокормит… Понятно, что «своя» скотина была «ухожена», накормлена и множилась, тогда как коммунистическая скотина была, по жалобам самих советских донесений, скверно «ухожена», еле накормлена, не плодилась и околевала без всяких причин».[117]

Иван Ильин до конца своей жизни отстаивал реалистический подход к психологии русского человека, обращал внимание, что большевики пытались коллективизировать труд самой индивидуалистической из всех славянских наций, коллективизировать труд русского крестьянина, который никогда не любил работать сообща, не любил коллективную организацию труда. «Русскому народу, – настаивал он, – всегда была присуща тяга к индивидуализации, склонность человека «быть о себе», стоять на своих ногах, самому строить свою жизнь, иметь свое мнение и расширять предел своей личной власти над вещами».[118]

Видит бог, таких откровенных наперсточников, как наши новоявленные поборники особой русской коллективистской цивилизации, вообще не было в истории русской общественной мысли. Все они, примером тому Сергей Кара-Мурза, откровенно игнорируют в своих работах все, что было известно о психологии русского человека, что было сказано, теми, кого мы сегодня с гордостью называем «выдающимися представителями русской общественной мысли». Все они, не говоря о наших историках, в том числе Василий Ключевский, обращали внимание на то же что и Иван Ильин: индивидуализм в труде является сущностной чертой русского национального характера.

Но, повторяю, все русские мыслители, и здесь между ними не было различий, видели, что смерть коммунизма может привести, в силу свойственного нам, русским, максимализма, к целому ряду перегибов, рецидивов большевизма. И здесь они как в воду глядели.