Перестройка как русский проект. Советский строй у отечественных мыслителей в изгнании

И здесь же надо упомянуть о целом ряде сбывшихся предчувствий и просто прогнозов русских мыслителей в изгнании, которые касались путей и методов декоммунизации самой политической системы. Зная русскую национальную психологию и учитывая морально-психологические последствия коммунистического тоталитаризма, все они предупреждали, что постсоветский человек не будет готов к непосредственной демократии по западному образцу, что народовластие в чистом виде в посткоммунистической России может обернуться хаосом, создает почву для прихода к власти новых шарлатанов, популистов по-русски. Русским мыслителям в изгнании было видно, что, кстати, не понимали перестройщики, что сама всеобщая грамотность, появление многомиллионной армии инженеров и ученых в условиях тоталитарной советской системы не ведет к росту политической культуры, к умению самостоятельно мыслить и нести ответственность за свои решения и поступки. Иван Ильин настаивал на том, что даже после трех десятилетий жизни при коммунистах, «всякий трезвомыслящий и ответственный демократ должен со скорбью признать, что русский народ… окажется неспособным к осуществлению демократического строя до тех пор, пока он не восстановит в себе честь, совесть и национально-государственный смысл» Иван Ильин считал, что у русской «народной толщи» в момент краха коммунизма не будет ни «известных знаний и самостоятельного понимания о знаемом», ни необходимой для демократии «ткани солидарности», ни чувства личной ответственность за судьбу государства. Отсюда и вывод: «Какая же психологическая наивность нужна для того, чтобы «верить», будто русский народ, всегда страдавший недостатком характера, силы воли, дисциплины, взаимного уважения, найдет в себе именно после этих долгих лет рабства и раболепия эту сверх-выдержку, эту сверх-умеренность, сверх-волю и сверх-солидарность для осуществления демократического строя».[123]

Глава III «Творческое развитие марксизма» как способ декоммунизации марксизма-ленинизма в СССР

§ 1. Парадоксы огосударствления философии

Как я уже сказал, не соответствовало действительности утверждение Георгия Федотова, что в рамках официальной доктрины, которая называлась марксизмом-ленинизмом, не было возможно какое-либо творчество, духовное развитие. По крайней мере, как показала советская философия шестидесятых, семидесятых и восьмидесятых, это доктрина оставляла все возможности для идейного самоизживания. И в этом, в том, что самые жесткие тоталитарные идеологии все же оставляют свободу творчества, чреватую их саморазрушением, тоже состоит парадокс любого доктринерства. Как я попытался показать выше, идеология, мотивация перестройки, запрос на Правду были инициированы прежде всего шестидесятниками-ленинцами, интеллектуалами-марксистами, верящими в истинность и «неприходящую ценность учения Карла Маркса».

Когда нет никакой другой духовной пищи, никакой другой общественной мысли, кроме марксистской, и труды «основателей» могут стать предметом дискуссии, да еще стимулировать к исследовательской работе. Даже те труды Карла Маркса, которые были известны русским мыслителям в изгнании, и текст первого тома «Капитала», и «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» могли быть «духовной пищей» для голодного человека. На фоне философских трудов В. И. Ленина и особенно философского творчества вождя «всех народов» Сталина даже хрестоматийные тексты Карла Маркса содержали в себе глубины философской и исторической мысли, по крайней мере, могли быть источником для работы ума. Кстати, в годы моего студенчества только действительно способное меньшинство изучало марксизм по трудам самого Маркса, а не по учебникам.

Вообще сама канонизация Карла Маркса, превращение его трудов в своего рода священное писание для стран социалистического лагеря имела и позитивные стороны. В результате этой канонизации обрели легитимность и так называемый ранний, демократический Карл Маркс, и все его многочисленные, неопубликованные при жизни рукописи, и, самое главное, философский источник его учения – диалектика Гегеля.