Перевернутая карта палача

— Дожившие до восемнадцати юноши рода Боув имеют особенную судьбу. К тридцати неизбежно становятся канцлерами, первыми или третьими, — безразличным тоном сообщил Хэйд, и Ул сообразил: советник готов прыгать от радости и визжать, вот и боится не удержаться, аж замер, глаза прикрыл… — И, покуда Боувы на своем месте, княжество пребывает в исключительном покое. То есть в покое, как я понимаю… покой.

Ул убрал лист со своим именем в конверты — бумажный и затем кожаный. Он сунул их под рубаху, засучил рукава и быстро очистил тарелку. Мир сделался куда приятнее. Усталость окончательно сгинула… Ул ещё посидел, улыбаясь, затем в полный голос проорал: повар здесь таков, что он один имеет право зваться мастером! Ул даже потопал ногами, вдруг да и это услышат? Вытер жирные руки… и замер.

— У Дорна что, день рождения?

— Именно. Сегодня я дарю ему бумагу с именем Клога на восемнадцатилетие, без оплаты. Боув-друг ценнее Боува-должника. Друг сам взвалит на себя и исполнит одолжение. Хотя бы пообещает подумать. Иди. Добавки не будет.

— Хэш, у вас в голове есть хоть одна прямая мысль?

— В моей крови нет и капли алости, — напевно сообщил Хэйд и указал подбородком на дверь. — Вон! Помни, я должен получить ответ. Иначе ты получишь нож в спину.

— Ну-у… К нам пробраться возможно, но при сложных условиях и строго с помощью кое-кого, а всё вместе уж точно второй раз не сложится, — выпалил Ул, соображая, как были открыты грозовые врата, ставшие первым звеном в цепочке событий, приведших к приглашению Лоэна в здешний мир.

— Уже что-то. Иди, — Хэйд ободряюще-фальшиво улыбнулся. — Ножи от твоей спины уберутся… все, кроме одного. Ты хоть понял, что прямо сейчас стал главной целью графа Рэкста?

— Не сейчас, гораздо раньше, — хмыкнул Ул. — Ведь я ранил его.

Очень хотелось показать Дохлятине язык. Но Ул удержался и покинул комнату, делая вид, что умеет вести себя по-взрослому. Рэкст ужасен, но бояться Рэкста и некогда, и бесполезно. Угроза в нем распозналась с первой встречи. Может ли она стать больше? А вот дарёное имя… Настоящее личное имя, обретенное невесть на каком году жизни!

— Клог, — прошептал Ул, прыгая через ступеньку и вылетая стрелой на улицу. — Ну ничего себе… Расстарался Дорн. Прям драконье. Клац-клац. Гр-р…

Ул замер посреди улицы, приняв решение. В день рождения друга и после такого подарка с его стороны, можно ли рисовать узорчики приглашений? Уж лучше от души добавить полную мерку синего цвета на кожу — и себе, и Дорну!

* * *

Свадьба ещё издали пугала, как нашествие саранчи, а уж вблизи… Саранчу Ул не видывал, но прочел о ней в книге Монза. Старый переписчик включил туда много мыслей и удручающе мало подробностей о своей жизни. Описание саранчи читалось страшнее и занятнее нудных рассуждений о судьбе и предназначении, смысле жизни и смерти. Хотя Монз брюзжал и усмехался, обещая: придет день, когда рассуждения дозреют. Ну, вернее, сам Ул дозреет и распробует. Как там было в «книге без переплёта»?

— Клог!

Ул вздрогнул, помотал головой, изгоняя видение листка из записей Монза.

Новым именем чаще всего пользовались посторонние. Ещё его обожал Дорн, ведь сам выбрал и выхлопотал. Тем более, как оказалось, помогала Чиа, и имя — настоящее драконье! Оно встречалось у родни Лоэна, хотя даже в памяти Чиа сохранились лишь обрывки имен, упоминавшихся в чужих разговорах. Все те имена были длинными и дробились на множество прозвищ.

— Клог! — Охотно повторил Дорн.

— Все помню, встану там, — пообещал Ул, сбарывая зевоту. — На площади тьма нобов и охраны без счета, за кресла на балконах дрались так, что ты обзавидовался. Спокойнее нет места в мире! Но я буду настороже.

— Гляди в оба, — Дорн поморщился, с неудовольствием изучил свои слишком длинные и к тому же совершенно новые манжеты. Такие дорогие, что о драках и думать нельзя. — В городе пахнет тревогой и завистью.

— Ха, чем ещё может пахнуть сегодня? Разве моей скукой… Я прослушал одни и те же наставления сорок семь раз, о нуднейший из нобов. Я по-твоему глух и изрядно глуп? Но даже такой уже смог запомнить. Наизусть.

— Будь серьёзнее! — рыкнул Дорн, в зрачках затрепетала искра алости. — Я даю клятву на фамильной сабле. Я беру жену первый и последний раз в жизни! Ни за что на свете не обряжусь шутом и не стану снова терпеть издевательство всеобщего безнаказанного обсуждения себя… и тем более Чиа! Проклятый звериный слух, мне внятны их гадости и глупости, даже те, из дальних окон и с крыш! Но я обещал Чиа, что буду мил, как ягненок. Я обещал Эле, что останусь в уме. Я поклялся матушке Уле, что не огорчу невесту, я… хотя на остальных мне чихать, оскалясь. Клог, не расслабляйся.

— Иди в свой загон, ягненочек, — Ул старательно проглотил зевоту.

Он целиком разделял отчаяние Дорна. Он не спал третьи сутки, суета минувшей недели вспоминалась урывками, как нечто чудовищное, нескончаемое.

— Ул!

Со стоном Ул обернулся и заранее кивнул, надеясь тем и ограничиться. Сэну полагалось вступать на площадь из соседней с Дорном «улицы жениха».