Перевернутая карта палача

— На весеннем балу в Тосэне пометили гостей, всех, — решился Ул. — Так что только я мог уехать. За месяц надо решить дело с прошением. Его, — Ул показал на алый герб, — продают барону Могуро. Её тоже выгодно пристроят, и вмешиваться станет поздно. За него я не слишком переживаю, он взрослый и справится. За неё я отвечаю. Вот.

— А! Сам никто, но позарился на беленький цветочек, — хмыкнул хэш. — Тебе рановато распускать сопли, так я думаю. Она при гербе, но без дара, при имени, но без права наследовать титул. Кому нужна такая сомнительная ценность?

— Вам, — осторожно выговорил Ул. — Она вылечила меня, хотя болела именно душа, а такое не видно глазу. Даже мама не могла помочь, а она справилась.

— То есть вот отсюда Дохлятина оторвал самый опасный кусок истории, — толстый палец хэша дорисовал край листа, где прежде помещался золотой герб. — Дело проясняется. Н-да… переписчика со стороны не хотелось бы брать.

— Я справлюсь, если будут краски, хорошее перо и кисти. Нет поручителей.

— А! — хэш опустил веки и надолго замер. — Не могу понять, что хотел донести излюбленный враг, истратив на тебя последнее моё к нему одолжение. Ценность в твоем деле или же… Дорн, я намерен сделать тебя и себя поручителями. Неси письменные принадлежности, краски. Деревенщина, как скоро прошение будет готово? Я дам образец, гербы поручителей тоже покажу.

— Ну, — смешался Ул, — после обеда.

— Хм, жрёшь ты в три горла, кто б сомневался, — захохотал хэш. — Имя всё еще ценишь выше золота? Не стоит заноситься. Тебя толком не обижали покуда. Знаешь, как это — толком? Ты ведь, пожалуй, небитый пацан. Небитых я низко ценю.

— У меня нет имени, — признался Ул, когда Дорн уже бежал через двор, исполняя поручение. — Совсем нет. Названая мама выудила меня из реки. Она Ула, я — Ул. Мы решили, что мне честнее зваться её кровью, чем лгать о воле несуществующего отца. Я хотел попросить об имени одного наследника лодочного дела, я уважаю его. Но как-то неловко получилось, мы в спешке уезжали в город, и при маме… в общем, не попросил.

— То есть не знаешь имени, рода, ветви дара, даты и места рождения, — глаза хэша широко распахнулись. — А! Прямо романчик для впечатлительных девиц. Кровь в тебе чувствуется, для столицы нынешнее имя не годно, вызывает подозрения, тут зрячих полно, и каждый смекнёт: ты не Яса.

В дверь снаружи стукнули, затем в щель протиснулся Дорн и расставил на столе принадлежности, выложил несколько листков. Поклонился хэшу и замер в ожидании.

— Что он успел вытрепать в конюшне? — задумался Лофр, прикрыв глаза.

— Обещал украсть вашу душу, хотя мама запретила ему воровать, — отозвался Дорн.

— То есть глаз у него не зря косит так хитро. На неделю определю вора к тебе в оруженосцы, только не вздумай дать ему хоть что опаснее иглы для штопки. Зови его Доро, пусть думают, что ты нашёл, над кем шутить. Что ещё? До ночи расскажи ему о расположении залов во дворце канцлера. Полагаю, он был честен, когда угрожал свести коня, да и ты намекнул… Пусть-ка попробует положить прошение на стол в личном кабинете канцлера. — Лофр загоготал, вздрагивая всем брюхом. — Сколько людей с утра обретёт головную боль, если один этот не лишится головы! Иной раз я жалею, что Дохлятина мне враг, но еще реже я жалею, что лишусь последнего честного врага.

— Он вам друг, — надулся Ул, ощущая себя ребенком.

— Язык проглоти, ты здесь никто! Двор вымести, и то не смог, — презрительно фыркнул хэш. — Рисуй прошение, может, брошу тебе кость на обед. Но, знаешь, я не верю, что ты управишься и узор будет хорош. Тогда я брошу кость в тебя.

Ул сжал губы, удерживая слова. Проглотил раздражение и расправил лист, любуясь глянцевой бумагой лучшего качества. Монз такую не покупал. Слегка голубоватая, шелковистая, тонкая и про том плотная.

— Один лист можно испортить? Ещё вопрос, сколько надо сделать копий?

— Один можно. Годных узоров потребуется два, — пробормотал хэш, сел, затем тяжело поднялся в рост, неодобрительно пощупал потолок, близко висящий над его головой. — Всё с тобой странно, ты изрядно удивляешь. Он так не говорил?

— Почти так.

— Какое слово не на месте? «Изрядно», да?

— Вы так хорошо знакомы? — поразился Ул.

— Я проколол ему печень, сломал три ребра и навсегда испортил левое колено, — мечтательно улыбнулся Лофр. — Он разрисовал мне спину и плечи в мелкие крестики, такая у него по молодости была любимая шутка. Спину! Как будто я показывал ему спину. Грязный ублюдок… Он как, ещё ползает сам, не валяется в носилках?

— Бодро… ползает.

— Дерьмо не тонет, — понадеялся хэш, хлопнул себя по боку и двинулся к двери.

Чернила ложились на глянец бумаги ровно, с первой пробы видно: неразбавленные, несравненного качества. Черные по-особенному, засыхают красивой коркой, чуть выступая над бумагой. Мельчайших брызг нет, толщина линии по нажиму пера меняется без срыва. Краски тоже хороши, да и кисти — ни разу подобные не попадали в руку. Ул вздохнул, вспомнив Монза. Вот бы кому подарить набор, покрытый в столице пылью долгого безделья.