Перевернутая карта палача

Расплющенный наконечник стрелы брызнул иглами перекаленной стали, распорол ладонь Дорна, искромсал его сжатые пальцы. Древко хрустнуло, распалось в крошево болезненных заноз…

А клинок пролетел далеко вперед, по рукоять вонзился в багряного Рэкста, отбросил его тело назад, через всю улицу! Бес с рычанием и стоном выдохнул боль. Его спина впечаталась в забор на дальней стороне улицы.

Клинок завибрировал, загудел сыто, победно.

Ул сник, выдохнул. Мир будто мигнул, тьма на миг окутала сознание — усталостью? Страхом? Отдачей после крайнего напряжения? Что бы это ни было, оно быстро прошло… Ул повернул шею, тупо уставился на третью, последнюю стрелу — она далеко, не достать… Время текло какое-то тусклое, маслянистое. Мысли и вовсе — вроде бы застыли… Нет сил на огорчение и ликование, сомнения и страхи.

Вот вскрикнул Дорн, уставился на свою изуродованную руку. Ему отказали ослабевшие колени, и белоголовый ноб пошатнулся, сел…

Рэкст зарычал без гнева и ярости, он лишь отметил свой проигрыш, он — удивился? Зверино-желтый взгляд беса по-прежнему упирался в рукоять клинка, торчащего из его груди близ левого плеча. Глаза казались пустыми, желтоватое свечение постепенно угасло, оставив взгляд сплошь черным. Бес был потрясён. Бес испытывал боль и корчился, он пробовал выдрать из себя клинок… Бес взвизгнул, будто обжёгшись от прикосновения к рукояти. Затем Рэкст запрокинул голову, рывком вырвал клинок, отбросил — и расхохотался.

— Держи, — шепнул Улу малознакомый голос.

Вроде бы это тоже ученик Лофра, — вяло сообразил Ул. На ощупь принял последнюю стрелу. Плавно, не вкладывая лишней силы, напряг тетиву. Прицелился, затаив дыхание… Казалось очень важным окончательно изуродовать узорную бумагу, содержащую приговор для Дорна. И стрела прорубила княжеский указ безупречно, разрушив без остатка росчерк подписи повелителя земель Мийро.

Бес взревел жутче прежнего… и снова расхохотался, кашляя — и улыбаясь. На губах пузырилась кровь, а Рэкст всё скалился, словно радовался этому по-настоящему, азартно… Ул отбросил лук, поддел Дорна под локти и дёрнул на себя. Оба ещё падали навзничь, когда в воротину упёрлись два ученика, с отчаянным криком напрягли все силы. Створка набрала скорость, закрылась.

Грохот! Брызги щепок… Ул задохнулся, придавленный весом Дорна, ошеломленный. Он дотронулся до щеки, мазнул по свежей ссадине — единственному для него следу боя. Он ещё помнил смех Рэкста и не понимал его причин. Бес не обозлился, получив рану? Бес — обрадовался? Так что он за странное и страшное создание, этот Рэкст, если ему нет страха, вовсе нет! Даже Лофр как-то сказал: бессмертный должен больше человека страшиться увечья…

Засов громыхнул, подтверждая: разговор окончен.

— Белый тигр, — на чужом для людей наречии проворчал Дорн, нечеловечески скалясь.

Беловолосый ноб перекатился, припал к земле по-звериному, повернул голову и уставился сквозь Ула, в ночь своего безумия. Прозрачные глаза постепенно желтели. Алость полыхала в зрачках…

— Ты человек, — торопливо выдохнул Ул. — Смотри мне в глаза. Люди умеют, звери отводят взгляд. Смотри, не смей сдаваться!

— Белый тигр, — повторил Дорн и впился пальцами, напружиненными, как когти, в плечо. Рука Ула вмиг отнялась, боль полоснула по душе, наотмашь.

— Ты Дорн, в тебе кровь белого лекаря из семьи Боув, — не отпуская взгляда и сберегая уверенный тон, выдохнул Ул. — Помнишь? Под запретом черные иглы проклятий. Умей быть человеком, а не тварью. Имей силы жить, а не желать смерти себе же, опасному. Ты не проклинал хэша Лофра. Тебе было плохо только от мысли о таком! Прямо здесь ты сидел, у ворот. Вспомни! Перестань быть зверем. Внутри одолей его. Я верю, Лофр верит, ты сам тоже… ты должен.

Дорн оскалился, запрокинул голову и зарычал, пытаясь отвести взгляд — и в то же время борясь со звериной повадкой. Он прокусил язык, захлебнулся, и лишь тогда постепенно, очень медленно, желтизна вокруг зрачков стала убывать, багряное пламя во взгляде угасло.

— Прости, — едва слышно выговорил Дорн.

Теперь он осознанно осмотрелся, увидел свою окровавленную руку, терзающую плечо Ула. Заставил пальцы разжаться… С ужасом тронул вспоротую рубаху Ула: будто четыре ножа прошли от живота к ключице! На груди четыре раны, раздавлено плечо…

— Лапа, — отдернув руку, ужаснулся Дорн. — Я видел её. Свою лапу. Когти длиннее пальцев. Тот я… тот я желал вынуть твоё сердце.

— Три дня ты вынимал лишь синяки из моей шкуры. Не глубже. — Ул улыбнулся и ощутил себя счастливым. — Эй, сам сказал: швом больше, швом меньше. Ты справился.

— Ты, не я, — отказался Дорн.

Ул сел, откинуться на чьё-то подставленное под спину плечо. Расслабился, пока набежавшие с запоздалой подмогой ученики Лофра осматривали рану и пробовали лечить. По голосам понятно, суетится уже человек пять, все из старших учеников.

— Мы справились! — упрямо поправил Ул. Вздрогнул, вспомнил важное. — Ох… твой клинок на улице. Беда.