Перевоз Дуня держала… Это он – мой мужчина!

Саша не позволил до себя дотронуться грязным рукам врагов. Сам сорвал погоны и шевроны. Сам горкой выложил кресты и медали. И громыхнул по столу кулаком, выложив перед Варей медальон с застрявшей в нём пулей, который считал своим талисманом, оберегом. Если так всё происходит, то он уже ему не нужен! И тут Варя, наконец, подняла голову и посмотрела ему в глаза. Но… в них ничего не отразилось. Она его не узнала.

Саша вернулся на своё место в лагере, улёгся на землю и отгородился от всего мира шинелью – свернулся клубком, поднял высокий воротник, чтобы спрятать лицо, потому что из глаз текли слёзы. Он не мог их удержать. В ряби солёной воды всплывали вперемежку воспоминания – смущённые Варенькины глаза, это когда он ей читал нотацию на балу; её глаза, полные вдохновения, когда она пела партию Ольги в «Евгении Онегине»; глаза, полные веселья, во время польки; встревоженные глаза, когда прощалась с ним; глаза, светящиеся лукавством, когда поняла, что он узнал её; мутные, мёртвые глаза, когда она его не узнала…

А ведь он потерял Вареньку уже второй раз, – понял Саша, вспомнив свои ощущения июля 1918 года после расстрела царской семьи. Только тогда он оплакивал возможную потерю, а сейчас потеря была окончательной и бесповоротной. И Саша разрыдался. Это было стыдно и не достойно мужчины. Но ему уже было всё равно. Он потерял свою Родину. Он потерял свою честь. Он потерял свою семью. Он потерял всех своих друзей. Он потерял своё звание. Он потерял свой титул. Он потерял всё. Он даже возможность свести счёты с жизнью потерял.

10. На следующий день

Их разбудили на рассвете. Саша удивился – он что, заснул? Потом удивился ещё больше и даже рассердился на себя – он проголодался. Столь земные потребности и это после вчерашнего? За голодом почувствовал холод. Начал похлопывать себя, чтобы согреться хоть немного. В кармане шинели нащупал что-то небольшое. Аж под ложечкой засосало – вдруг корочка хлеба завалялась? Полез в карман и вытащил… медальон с застрявшей в нём пулей. А к нему прикреплённый клочок мятой бумаги: «Баржа заминирована. 4 снаряда вдоль стен, 1 в центре под днищем. У вас будет 15 минут после ухода команды, чтобы обезвредить. Храни вас Бог!»

На душе потеплело – Варенька. А он так дурно думал о ней! Но растекаться киселём было некогда. Мысль заработала чётко. Надо выяснить, кто среди офицеров имел дело со взрывчаткой, объяснить ситуацию и выработать план.

Минёра нашёл только одного. Они осторожно пошептались, чтобы не привлекать внимания конвоиров, и стали держаться вместе. Саша всё крутил головой, выискивая на берегу красный платок, но никого из «тройки» на берегу не было.

Их затолкали в нутро баржи и закрыли двери на замок. Народу было много. Саша посмотрел на лица своих товарищей по несчастью – скольким из них удастся пережить сегодняшний день? Немногим. Полностью обезвредить заряды не удастся. Даже если они найдут четыре по периметру, это если ещё повезёт, что они окажутся внутри, а не снаружи, то пятый из-под днища не достанешь. Да и взрыв, какой-никакой, должен быть, иначе начнут преследовать и всех перестреляют.

Саша только собрался начать говорить, как словно бы в ответ на его мысли, с берега послышалась стрельба.

– Господа! Господа! – воскликнули несколько человек, сидевших по левому борту около узких окошек, – Наших расстреливают!

Весь трюм, как по команде, ринулся на левый борт. Люди лезли друг на друга, чтобы рассмотреть то, что творилось на берегу. А там, в одном исподнем белье, стояли рядами те, кто не снял медали, не дал сорвать с себя погоны, кто не подписал обещание больше не воевать. Их расстреливали стройными залпами, как запускают салют на параде. На белом растекалось красное. И они падали рядами, а за ними стояли следующие. Баржа шла мимо медленно, как будто давая возможность тем, кто находился внутри неё, рассмотреть всё до мельчайших подробностей, успеть запечатлеть этот момент в памяти. Скорей всего, именно так и было задумано.

– Достойная смерть! – высказался в образовавшейся тишине пожилой усатый есаул и перекрестился.

Мужчины молча перекрестились тоже и разошлись по своим местам. Тянуть дальше времени не было. Они и так потеряли уже не меньше десяти минут. Саша пробрался в центр трюма и негромко сказал:

– Господа! Баржа заминирована!

После нескольких секунд оторопи все загомонили. Дальние ряды не расслышали и спрашивали у передних – в чём дело? Кто-то не поверил и начал горячо доказывать, что подобное невозможно. Кто-то поверил сразу и высказывался, что так и думал – разве можно верить подобной сволочи? Кто-то сомневался и спрашивал – да верна ли информация? Стоит ли доверять источнику? Кто-то начал скулить, как побитая собачонка. Его сосед дал разнюнившемуся звонкую затрещину и громко прошипел: «Заткнись!» Люди, как по команде, замолчали. Вперёд вышел есаул, судя по всему, самый старший по возрасту на барже и, обращаясь к Саше, сказал:

– Представьтесь! И говорите, если есть, что сказать!