Перевоз Дуня держала… Это он – мой мужчина!

Но вот она вышла на эстраду, и для Саши всё исчезло. Эта чашка двадцатицентовой бурды, которую парижане принимают за кофе. Этот прокуренный зал. Настороженный взгляд официанта, как будто он подозревает его в желании отсыпать сахара в карман или украсть ложку перед тем, как рвануть к выходу, не расплатившись…

Сегодня певичка пела о любви:

На этой земле

моя единственная радость,

моё единственное счастье

Это он – мой мужчина.

Я отдала всё, что у меня есть,

свою любовь и всё свое сердце,

Моему мужчине.

И даже ночью,

когда мне снится сон именно о нём,

О моём мужчине,

Это не то, что он красивый,

Что он богат, что он крепок,

Но это то, что я люблю его. Это глупо,

Но мне всё равно…²⁰

Дослушать песню Саше не дали. В кафе ввалилась компания пьяных французов и расположилась от него неподалёку. Они громко разговаривали, много жестикулировали и беспрерывно курили. Словом, вели себя в высшей степени бесцеремонно. Для завсегдатаев кафе шумные французы, видимо, были своими, никто на них не обращал внимания. А вот Саша раздражался всё больше и больше.

Они почувствовали его раздражение, а, может, каким-то образом узнали в нём чужака, и стали специально его задирать. Возможно, ему просто так казалось. Именно это соображение сдерживало его. Но когда они стали отпускать пошлые замечания по поводу певички, Саша не стерпел и после того, как они обозвали девушку «русской проституткой», встал со своего места, подошёл к их столику и с огромным удовольствием врезал по наглой роже сказавшего кулаком.

Это было, конечно же, глупо, учитывая их численное превосходство и симпатии посетителей кафе в их сторону, но Сашу уже было не остановить. Все накопившиеся за время эмиграции обиды, вся накопившаяся за время гражданской войны ненависть вылилась на голову французов. Он им припомнил всё, начиная с войны 1812 года с Наполеоном, революции в России (уж, в этом они точно были не виноваты) и заканчивая презрительными смешками за своей спиной в машине, когда пассажиры узнавали, что их таксист – русский князь.

А ещё нападение бесправного²¹ русского эмигранта на граждан страны, которая его приютила, было чрезвычайно опрометчиво. В подобных заведениях часто возникали ссоры и драки²². Около особенно отличившихся дежурили полицейские наряды. Попадись Саша в руки полиции, ему грозила бы высылка из страны.

Но его вовремя вытащила из потасовки женская рука с обилием дешёвых безвкусных браслетов и потащила за собой по каким-то извилистым темным коридорам. Он почти ничего не видел. Лишь иногда впереди начинали отплясывать разноцветные всполохи, как будто перемигивались огоньки на рождественской ёлке.

– Mademoiselle, où allons-nous? – спросил он девушку.

– Ко мне домой, – ответила она на чистейшем родном языке.

– Вы – русская? – удивился он.

– Да! Но не проститутка.

– Вы слышали? – опять удивился Саша, ему помнилось, что драка началась, когда песня ещё не закончилась.

– Нет, – просто ответила она, – Я знаю Марселя. Когда у него и его друзей чешутся руки подраться, он начинает задирать всех подряд – и русских, и немцев, и американцев. Кто-нибудь обязательно возмутится и полезет в драку.

– А Вы всех спасаете, – поиронизировал Саша.

– Нет, только соотечественников. В нашем положении лучше быть подальше от полиции, не так ли?

Ответ Сашу слегка разочаровал. Ему было бы приятнее быть единственным, кого она спасла.

– А Вы забавный, – продолжила спасительница и захихикала, как девчонка, – Напомнить французам, как мы их били под Бородино и гнали до Парижа, это было дерзко…

Саша тоже развеселился, пожалуй, впервые за время эмиграции чувствуя себя свободным и счастливым. Но тут же реальность напомнила о себе – он оставил у кафе автомобиль, а у него сегодня ночная смена.

– Простите, – сказал огорчённо Саша, останавливаясь, – Мне надо вернуться. Мой таксомотор. Скоро моя смена.

– Вряд ли Вам удастся заполучить сегодня хотя бы одного клиента, – ответила девушка и сунула Саше в ладонь маленькое зеркальце.

Он посмотрел на себя в свете ночного фонаря и ужаснулся:

– Ну и рожа!

Вид был, действительно, ужасающий – левый глаз полностью заплыл, на правой скуле алела ссадина, губы разбиты и опухли. Всё остальное было тоже не в лучшем виде – рубаха порвана, костяшки пальцев все в крови.

¹⁸ – вот как описывал  русский парижанин Андрей Седых парижские кафе 20-х годов: «…Было тесно, накурено, но от громадной чугунной печки, стоявшей посреди зала, веяло теплом. Кто только не отогревал свои озябшие руки у этой печки!»

¹⁹ – строки из популярной в 20-е годы песни «Ça c'est Paris» («Это Париж»)

²⁰ – строки из популярной в 20-е годы песни «Mon homme» («Мой человек») певицы Мистенгет