Перевоз Дуня держала… Это он – мой мужчина!

Но всё же… Всё же она поступила не хорошо. Дурно поступила. Воспользовалась его радостью от нечаянной встречи… Призналась ему в любви, а он не заметил. Или заметил, но врать ей, что тоже любит её, не стал. И хорошо, что не стал. Он честный, порядочный, цельный. Такого она полюбила. Таким он и остался. Вся эта горечь последних лет, кровь, грязь, ненависть стекла с него, не оставив в душе ни пятнышка… И пусть не любит. Что поделаешь – не судьба. Пускай даже уйдёт. Уйдёт навсегда. Теперь уже навсегда. Но с ней останется эта ночь. Хотя бы одна эта ночь… Она будет счастлива ею. Будет черпать в ней жизненные силы…

Проснулся… Молчит… Господи, как же страшно! Сейчас уйдёт… Что-нибудь скажет? Или уйдёт молча?…

Саша проснулся и уже некоторое время наблюдал за Варей. Она сидела на кровати согбенная, как будто под тяжестью страшной ноши. Трогательно торчали её лопатки, каждый позвонок можно было пересчитать, сыграть на рёбрышках как на струнах…

Это он виноват. Накинулся на неё, как изголодавшийся зверь. (В сознании Саши Варя всё ещё оставалась озорной девчонкой, какой он узнал её в 13-м году. Как будто не было той страшной встречи в 20-м. Как будто она досталась ему ещё девственницей, что было отнюдь не так…) Обманул её. Не предоставил выбора… Нашёл бы в себе силы уйти, если бы она указала ему на дверь? Даже думать об этом невыносимо… Хорошо, что она была, эта ночь. Хотя бы одна эта ночь… Он будет счастлив ею. Будет черпать в ней силы жить…

А сейчас надо собраться и сказать правду…

– Варенька! Я женат, – как в омут с разбегу бросился Саша.

– Какое это сейчас имеет значение? – бесцветно произнесла Варя.

– Да, ты права! Я должен был сказать тебе до этой ночи, а не после. Прости! Если ты сейчас прогонишь меня, будешь абсолютно права. Но, если простишь…

– Ты меня не так понял, – перебила его Варя и развернулась к нему лицом, – Я знаю. Мне Таня в письме написала сразу, как вы обвенчались. Тебе не за что просить у меня прощения. Если кто и должен каяться, так это я. Перед Таней… Я не собираюсь вставать между вами… Как она? Здорова?

– Не знаю. Ничего не знаю ни о ней, ни о наших родителях. Они уехали все вместе в декабре семнадцатого в Москву. Оттуда отец прислал только одно письмо. Писал, что они намерены добраться до Лондона. Я искал их там два года. Но – ничего. Никаких следов. Как в воду канули. Искал в Германии, хотя отец так люто ненавидел немцев, что вряд ли согласился бы там жить. Франция была последней надеждой, но и тут ничего. Надеюсь, что они всё-таки где-то живы и здоровы. А твои как?

– Мои погибли в восемнадцатом. Маша попала в толпу на Невском. Ты ведь знаешь, она ничего не слышала. Родители пытались её вытащить оттуда, спасти. Тут начали стрелять. Толпа побежала. Их затоптали.

Прошло почти десять лет, но Варе было также больно, как тогда. Саша почувствовал её боль, как свою. Укутал в одеяло, притянул к себе, обнял, уложил её голову к себе на грудь, гладил по волосам, как маленькую девочку. Остаться одной перед всем белым светом! Жестоким, кровавым, безжалостным.

– Что это было в двадцатом? Как ты оказалась среди красных? – перескочил Саша на другую тему, задав вопрос, который мучил его все эти годы.

– Попытка выжить, – скривила губы Варя, – Давай не будем говорить об этом периоде? Только могу сказать тебе твёрдо – крови на моих руках нет.

– Варенька, о чём ты говоришь? О какой крови на твоих руках? – возразил Саша и поцеловал её ладошки, – Такое время нам досталось. Беспощадное. Война. Революция. Испанка²⁴. Опять война. Слишком много испытаний для одного поколения. И вообще, ты столько жизней спасла. И мою, в том числе.

– Да, мне Порфирий Петрович ещё во время операции сказал, что если бы не медальон…

– Погоди, какой Порфирий Петрович? Кто такой Порфирий Петрович? – недоумённо вскинулся Саша. Он имел в виду спасение с баржи в 20-м, а Варенька явно говорила о чём-то другом.

– Порфирий Петрович, главный хирург госпиталя под Луцком…

– Так это тоже была ты?!? – воскликнул Саша и прижал Варины ладошки к своей груди. Закрыл глаза. Поймал свои ощущения, – Ты была тем ангелом, что вытаскивал меня к свету?! Я узнаю твои руки!

– Бог с тобой, Саша! – возразила Варя, – Ну, какой ангел! Просто сестра милосердия – укрыть одеялом, дать попить воды, поменять компресс.

– Когда я очнулся в госпитале под Москвой, мой врач сказал, что я везунчик. Пуля в сердце попала в медальон. Да и после таких ранений выжил чудом.

– Порфирий Петрович тоже называл тебя везунчиком.

– Постой, но ведь в шестнадцатом тебе было всего девятнадцать, кажется?

– Восемнадцать, – поправила Варя.

– Как же тебя родители отпустили на войну??? Такую юную!

– Я сбежала из дома в четырнадцатом, вслед за тобой. Всё казалось, если буду там, на войне, то ничего с тобой не случится. А если и случится, то смогу помочь только я.