Перезагрузка

Кроме патруля, ежедневно были еще занятия – я проводила с теми, кто мог прийти. Два раза в неделю мы занимались тактикой и разными другими штуками со Спартаком, он все же бывший солдат. Или Иволга нам что-нибудь рассказывала про РХБ-защиту. И кроме всего этого, работали по хозяйству – надо было возить продукты от копарей, распределять их, готовить, чистить котлы, чистить дворы от снега, строить, убирать в помещениях, стирать, топить, да много всего. Но все это у нас было хорошо организовано, наряды распределялись, так что мне приходилось делать то одно, то другое – но было это не трудно. И даже учитывая то, что три раза в неделю я проводила полдня на работе, все равно время у меня еще оставалось. Чума тоже переселилась в Танку, мы много с ней болтали, по вечерам пели с Апрелем, Зильбер давал мне книги почитать – у него было немножко книг, и было это очень интересно. В книгах рассказывалось про старую жизнь, какой она была до войны. Получается, была разной. Но по большей части мне было трудно понять, из-за чего переживали тогда люди – жизнь у них была совершенно другая, нормальная была жизнь, счастливая, а они из-за пустяков каких-то на стенку лезли.

Например, дал мне Зильбер книжку с рассказами о том, как страдали люди в лагерях в старом Советском Союзе. Какой-то Шаламов написал. В предисловии было сказано, что мол, описал ужас. Я и ждала ужасов, но их там не оказалось. Рассказы про жизнь. Работа у них была у всех в этих лагерях. Никого без работы не оставляли. Паек давали каждый день. Как я поняла, конечно, трудно было. Кто-то умирал, но чаще умирали по глупости какой-то. Или по случаю, например, болезнь. Но умирали все равно меньше, чем у нас! Работа тяжелая, да. Ну так и у нас на Заводе тяжело, но почему-то все на работу рвутся при этом. А у них гарантия, что не выкинут, и не сдохнешь просто так. И ведь нам за работу тоже продуктов дают совсем немного, да ещё семью надо кормить. Да, холодно опять же у них, Сибирь, север. Но всё равно не так холодно, как было у нас после Бомбы несколько лет. Когда вообще на улицу если выйдешь – умрёшь минут за пять, а иногда бывало так, что замерзали за несколько секунд. То есть конечно, не сахар у них была жизнь в лагерях, но уж с таким надрывом, так трогательно он об этом писал, что одно недоумение оставалось. Хотя я позже поняла, почему надрыв такой. Они все там были счастливы, потому что думали о другом, замечательном мире и даже надеялись туда вернуться. Они знали, что есть где-то рядом большие светлые города, где тепло и сыто, и что их семьи там в безопасности и довольстве. Эта мысль, с одной стороны, вызывала у них печаль и даже терзала – но с другой, они сами не понимали, какое это счастье, и в какое чудесное время они живут.

Для меня книжки были – как и музыка, удивительное что-то, как будто переносишься совсем в другой мир, и забываешь обо всём, что вокруг.

А особенно мне понравились стихи Пушкина, тем более, что я их в детстве до войны ещё читала и немного помнила. «Кто при звездах и при луне так быстро едет на коне?» Я стала эти стихи запоминать и всё твердила про себя, когда в патруле скучно было, или, например, перед сном.

Всё это искусство – стихи, рассказы, песни – это волшебство на самом деле. Оно с нами что-то делает изнутри. Мать бы сказала, что это глупости, конечно, всё, что нельзя съесть или надеть на себя – все у нее была глупость. А вот я так не думаю. Все это нужно людям.

8

Мы на собрании решили, что будем приводить в порядок второй корпус. Топить там сейчас нечем, но летом он нам пригодится. А сейчас пока его можно под склад использовать, оружейку туда перетащить. Мы с Чумой и Чингизом целое утро работали в наряде – очищали от барахла подвалы. Совсем негодные доски и всё, что горит – на растопку. Кое-что попадало в мусор. Но встречались и ценные вещи – например, целый стол, куски мешковины, старая обувь, книги, железки разные. Под лестницей образовалось две кучи – одна на растопку, а другая на разбор. Мусор мы весь выволокли и сбросили в яму на заднем дворе. Хотя мороз стоял под тридцатку, работали в свитерах – от темпа работы было жарко. Наконец Чингиз взглянул на кучи и сказал.

– Харэ пахать. Скоро обед уже, а мне лично сегодня в Дождево.

В самом деле, задание было выполнено с избытком, мы очистили три подвальных помещения. Накинули ватники – зимняя форма у нас уже теперь была, но на работу мы её не носили – и пошли потихоньку к первому корпусу. Солнца, как обычно, не было, небо – серая пелена, а внизу все бело от снега. Я думала о том, что вот вроде бы и работаем много, а жизнь все равно у меня стала гораздо лучше. Тоже вроде бы всё время уходит на выживание. Но когда мы вместе, то все это как-то веселее. И уверенности больше, что выживем.

– Со вчерашней разведки что-нибудь известно? – спросил меня Чингиз. Я помотала головой.

– Ничего не нашли.