Группа Чумы тоже двинулась вместе с нами. Старенький донг-фенг остановился у ворот.. Удобно теперь стало – не надо пешком пилить до района патрулирования и обратно. Чума первой полезла в кузов, все остальные уже за ней. Я уселась рядом с Чумой. Машина затряслась по щебню. Одно неудобно – кузов у донг-фенга открытый, зимой холодно. Я с трудом натянула капюшон на шлем. Ну а грудь от продувания надежно защищена броником. Руки в перчатках сжала в кулаки, так теплее.
Кругом сияла такая снежная белизна, что даже привычно-хмурое небо и серые развалины казались светлыми.
– Слышь, – начала Чума, – ты что думаешь насчет того, что Иволга говорит? Ну что, мол, надо самим взять власть и все такое.
Я подумала.
– Иволга до сих пор ничего неправильного не говорила, – сказала я, – если бы не она, мы бы и Горбатого не взяли. И еды бы у нас сейчас не было. Вообще где мы в прошлом году были – и где сейчас. Я думаю, к ней стоит прислушаться, нет?
Хотя по правде сказать, мне думалось, что тут Иволга уже ерунду какую-то порет.
– А я думаю, что это подозрительно все, – тихо сказала Чума, наклонившись ко мне, – откуда она вообще пришла, ты не задумывалась? Почему в Кузин? Нет, то, что у нас сейчас есть… собрания эти – все это хорошо. Но это ведь дальше бред какой-то. Может, она хочет разрушить ГСО? Мол, простые люди должны взять власть. Ты видела этих простых людей… Какую там власть они возьмут? Никому ничего не надо! Ни богатых, ни бедных… а как тогда? Люди же сволочи, они за кусок хлеба ребенка готовы убить. Да что за кусок, вон самих детей жрут, видела же. Ну ладно, это дружки, а остальные, думаешь, лучше? У остальных просто сил нет и оружия.
Чума помолчала.
– Ты знаешь, когда я у дружков была… Они меня как-то приволокли в мой район, где я жила с родителями. И по соседям таскали, ну издевались… мол, хотите сокровище выкупить, за бутыль самогона отдадим. И самое смешное, может, и правда, отдали бы. Но соседи все двери закрывали.
Она это всё выговорила с трудом. Понятно, до сих пор она вообще никаких подробностей не рассказывала о том времени.
– Я никому не верю, и никогда не поверю, Маус. Вот хоть что со мной делай. Если этих к власти допустить – они, может, еще и похуже будут, чем Новоград. В Новограде хоть люди приличные…
– Да какие они приличные, – возразила я, – тоже сволочи. Те же дружки, только богатые.
И оружие современное у охраны.
– Ну может быть. Но у них еда есть, они хоть детей не жрут. Но может, и они сволочи… никому нельзя верить! А она чушь какую-то ведь несёт.
– Но нашим-то, ГСО-то ты веришь? – спросила я. Чума дернула плечом.
– Тебе вот верю. Вот им, – она кивнула на наших бойцов, – Ворону, наверное, можно верить. А так… любой может оказаться сволочью. Как с Пулей было?
– А я Иволге тоже верю, – просто ответила я.
– А я сейчас уже что-то нет. А если она сама – от дружков?
– Да ты что? – поразилась я, – как? Зачем?
– А вот так. Ты говоришь, с ней познакомилась в плену у лесников. А разве у лесников из плена сбежишь просто так?
– Ну… мы не просто так. Мы пробивались.
– Да выпустили вас, Маус. Ты не понимаешь просто. Те Лесники, может, под Горбатым ходили. Вас выпустили, чтобы ты поверила, что мол, Иволга своя. А она за тобой потом в ГСО пришла… И обрати внимание, первая атака – на Горбатого, и нас могли всех перебить. Это просто счастье, что командиры у нас умные оказались, ты вот тоже сообразила… А так бы вообще всех перебили.
– Подожди, – я махнула рукой, – погоди, Чума. Это ты бред какой-то несешь. Не только Иволга не знала, что я в ГСО… я сама в тот момент в ГСО уже два года не появлялась. И не думала еще, что опять туда приду.
– Все равно, – Чума упрямо мотнула головой, – есть какое-то объяснение. Жопой чую. Найти его только надо.
Грузовик подбросило на колдобине, мы клацнули зубами.
– А что ты насчет Кавказа думаешь? – спросила я о наболевшем. Меня, если честно, Кавказ раздражал.
– Борзый больно, – Чума усмехнулась, – только пришел, и давай порядки устанавливать. Хотя с другой стороны, Иволга ведь так же. Вот оно, Маус! Мы ее слушаем, рот раскрыли, а кто на самом деле знает, откуда она и что за человек!
У Ленинского грузовик остановился на Площади. По идее Площадь – это открытое пространство, как у нас в центральном районе, но здесь его не было – все завалено камнями, глыбами, арматурой, в камнях кто-то живёт. Как везде. Видимо, на этом месте раньше площадь была на самом деле. А сейчас ориентиром, чтобы отличить Площадь от окружающих развалин, служил памятник. Очень старый каменный памятник на высоком постаменте, непонятно, как он уцелел. Ведь по этому району ударная волна от Бомбы как раз прошла, на юге вообще труха, здесь – сплошные руины. И вот над этими руинами, нагромождением камней, бетонных блоков с торчащей арматурой, обнаженными остовами бывших домов, стоял этот каменный мужик с лысой головой, как бы делая полушаг вперед, и рука поднята вверх, будто он куда-то показывает. Прямо на место взрыва. Кто это такой, я не знаю, но и неважно. Хороший ориентир, в общем.