Перо ковыля

Больше всего верит сурок собственным глазам. Свист — это лишь предупреждение. А там уже смотри каждый сам — прятаться всем, или только детей в нору загнать, или отбой дать. Он очень осторожен, и если чувствует близкую опасность, будет сидеть в норе хоть несколько дней. А лезть в нору к бодрствующему хозяину смелых не находится: обратно не вылезешь. Укладываясь спать на зиму, сурки ставят в норе такой земляной заслон, что ни вода, ни мороз, ни хищник сквозь него не пройдут. Даже при специальных раскопках не всегда удается определить, где забитый пробкой ход, а где нетронутый грунт.

Спит сурок сном могучим и непробудным, как заколдованный. К осени, когда еще теплы по-летнему и дни и ночи, сонливость одолевает его все больше. Чуть ли не на ходу засыпает байбак. Выходя из норы довольно поздно, когда от росы и следа не остается, он почти не пасется. Посмотришь в бинокль: из одной норы вылез до пояса раздобревший толстяк и словно заснул на солнышке, у другой — кто-то из взрослых и двое подростков растянулись на пригреве и тоже неподвижны, у третьей — рослый здоровяк стоит как степной каменный идол, вросший в землю, у четвертой — небольшой зверек что-то жует неторопливо, оглядываясь по сторонам и то и дело прекращая свое занятие, словно вспоминая, зачем он это делает.

Но когда уснут по-настоящему, ничем не разбудить, хоть режь. Полгода проводит сурчиная семья под землей в спячке, да и летом большую часть времени отсиживается там же. Главное, выходит, у этих зверей — сон, потом — еда и работа. Если не надо копать новые норы, незачем углублять главную, то почистить ее к зиме надо обязательно, гнездо в ней соорудить, просушить кое-что.

Несмотря на внешнюю неуклюжесть, сурок проворен и быстр, реакции у него мгновенны. В сурчиной колонии в Каменной степи несколько лет жил слепой зверь. От норы он никуда не отходил — корма хватало.

Из своих его никто не обижал. Бродячие собаки, забегавшие на залежь, охотились на молодняк, но опасались подкрадываться к взрослым, а что был тот одинокий слеп на оба глаза, они не знали. Его поведение ничем не отличалось от поведения зрячих. Но под шорох травы к этому слепцу можно было подойти так близко, что различались отдельные волоски его короткого меха, Сфотографировать его не удавалось никак. Услышав щелчок спуска, он рывком опережал движение затвора, и все снимки получались смазанными. Зрячего сурка снять оказалось проще, потому что такой больше доверяет своим глазам.

Байбаков много, даже очень много. Звери уже смело поселяются чуть ли не около дворов степных хуторов и деревень. А ведь в этих искони сурчиных местах лет двадцать-тридцать назад даже старожилы стали забывать, как по-здешнему называть этих животных. Ровные места были распаханы, а сурки не переносят распашки. Лишь изредка молодая семья оседала по весне на краю парового или озимого поля, но после первого же сезона исчезала. Неконтролируемый промысел тоже подрывал жизнеспособность поселений на уцелевших целинных участках, залежах, суходольных сенокосах. И на шестидесяти семи гектарах Хрипунской степи осталось тогда лишь несколько осевших сурчин с заплывшими следами нор. На склонах же сурки не селились, и никаких следов их пребывания в балках обнаружить не удалось.

С самолета хорошо видно, как плотно заселены возвратившимися байбаками балочные системы к западу от Дона. Глушь и безлюдье делают балки своеобразным заповедником, не требующим особой охраны, кроме простого егерского надзора. И здесь сам собой восстанавливается животный мир прежней степи. Сурки вернулись не одни, вслед за ними возвратилась степная утка огарь. Стали обычны ушастый еж и каменная куница. Конечно, сюда никогда сами не вернутся горбоносые антилопы — сайгаки, но жить тут они могут вполне.

Граница сплошных поселений сурков продвигается к северу со скоростью не менее пяти километров в год. Но сила экологического взрыва не будет нарастать беспредельно, ибо дальше лежат территории, которые осваивать зверям или трудно, или невозможно.

Маленькие реки не помеха расселяющимся на север суркам. Молодые звери уходят из родительских поселений ранней весной, когда на степных реках еще не утихло половодье и не иссякли потоки талой воды в балках. Где можно, перебегают вброд, только брызги летят. Широкие и глубокие потоки переплывают легко и быстро. Выйдя на берег, не останавливаются на первом подходящем месте, а продолжают движение. Одни оседают поближе, другие уходят за несколько километров, основывая дальние выселки; через несколько лет они становятся колониями, из которых снова будут уходить их потомки осваивать новые земли.