Хозяйка исчезла за стойкой и начала готовить. Мы не успели оглянуться, как она принесла пластмассовые подносы, на которых громоздились двойные чизбургеры, ванильные молочные коктейли и огромные порции картошки фри.
Я набросился на бургер с таким рвением, что чуть не забыл, как дышать.
Аннабет пила коктейль.
Гроувер ковырялся в картошке фри и поглядывал на бумажную подложку на подносе, которая, видимо, казалась ему аппетитной, но, судя по всему, он так и не успокоился и не мог проглотить ни кусочка.
– Что это шипит? – спросил он.
Я прислушался, но ничего не услышал. Аннабет покачала головой.
– Шипит? – переспросила тетушка Эм. – Должно быть, масло во фритюрнице. У тебя чуткий слух, Гроувер.
– Я пью витамины. Для слуха.
– Замечательно, – сказала она. – Прошу, не волнуйся.
Сама тетушка Эм ничего не ела. Она не снимала вуаль, даже когда готовила, и теперь продолжала сидеть в ней, подавшись вперед и переплетя пальцы, и наблюдала, как мы едим. Было немного неуютно оттого, что тебя разглядывает кто-то, чьего лица ты не видишь, но теперь я был сыт, меня стало клонить в сон, и я подумал, что в качестве благодарности нужно хотя бы немного пообщаться с нашей хозяйкой.
– Значит, вы продаете гномов, – начал я, стараясь показать, что мне это и правда интересно.
– О да, – сказала тетушка Эм. – И животных. И людей. Всё для сада. Индивидуальные заказы. Скульптуры, знаете ли, пользуются большим спросом.
– И много ли у вас покупателей?
– Ну, не то чтобы. С тех пор как построили автостраду… машины редко сюда сворачивают. Я ценю каждого клиента.
По шее у меня пробежали мурашки, будто кто-то смотрел на меня сзади. Я оглянулся, но увидел только статую девочки с пасхальной корзинкой в руках. Корзинка была сделана великолепно: редко встретишь садовую скульптуру такой тонкой работы. Но с лицом девочки было что-то не так. На нем читался испуг – нет, даже ужас.
– Ах, – печально вздохнула тетушка Эм. – Ты заметил мои не самые удачные творения. Они испорчены. И не продаются. Лица – это самое сложное. Всегда.
– Вы сами делаете эти статуи? – спросил я.
– О да. Когда-то две мои сестры помогали мне с бизнесом, но их больше нет: тетушка Эм осталась совсем одна. У меня есть только статуи. Поэтому-то я их и делаю. С ними не так одиноко. – В ее голосе звучала такая искренняя и глубокая печаль, что мне стало ее жалко.
Аннабет перестала есть. Она подалась вперед и спросила:
– Две сестры?
– Это страшная история, – сказала тетушка Эм. – Не для детских ушей. Понимаешь, Аннабет, одна злая женщина позавидовала мне. Это было давным-давно, когда я была молода. У меня был… ну, знаешь, парень, и эта злая женщина решила нас разлучить. Она учинила нечто ужасное. Мои сестры не бросили меня. Они несли вместе со мной мое тяжкое бремя, пока могли, но в конце концов скончались. Угасли. Выжила только я – но какой ценой! Какой ценой!
Я не совсем понимал, о чем она говорит, но мне было ее жаль. Мои веки становились все тяжелее, после еды хотелось поспать. Бедная старушка. Кто мог обидеть такую милую женщину?
– Перси, – встряхнула меня Аннабет. – Наверное, нам пора. Шпрехшталмейстер нас ждет, помнишь?
Тон у нее был взволнованный. Я не понимал почему. Гроувер жевал вощеную бумагу с подноса, но если тетушке Эм и показалось это странным, виду она не подала.
– Такие красивые серые глаза, – снова сказала тетушка Эм Аннабет. – О да, давно я не видала таких серых глаз. – Она протянула руку, будто хотела погладить Аннабет по щеке, но та резко вскочила:
– Нам и правда пора.
– Да! – Гроувер проглотил свою бумажку и тоже встал. – Шпрехшталмейстер ждет! Точно!
Мне не хотелось уходить. Я был сыт и доволен. Тетушка Эм была такой славной. Мне хотелось побыть у нее в гостях еще немного.
– Прошу, милые, – взмолилась тетушка Эм. – Я так редко вижу детей. Прежде чем уйти, может быть, вы согласитесь мне позировать?
– Позировать? – опасливо спросила Аннабет.
– Для фотографии. А я по ней сделаю статуи. Понимаете, дети очень популярны. Все любят детишек.
Аннабет потопталась на месте:
– Боюсь, мы не можем, мэм. Пойдем, Перси…
– Ну конечно можем, – сказал я. Меня взбесило, что Аннабет раскомандовалась и нагрубила старушке, которая только что бесплатно нас накормила. – Просто сфотографируемся, Аннабет. Что здесь плохого?
– Да, Аннабет, – промурлыкала женщина. – Ничего плохого.
Я видел, что Аннабет недовольна, но она позволила тетушке Эм вывести нас обратно в сад со статуями.
Тетушка Эм указала нам на скамейку рядом с каменным сатиром.
– Так, – сказала она. – Нужно только правильно вас рассадить. Думаю, юная леди в середину, а молодые люди по бокам.
– Тут маловато света для фотографии, – заметил я.
– Ничего, хватит, – отмахнулась тетушка Эм. – Мы же с вами друг друга видим?
– А где ваш фотоаппарат? – спросил Гроувер.
Тетушка Эм сделала шаг назад, словно любуясь композицией.
– Так, самое сложное – лица. Улыбнитесь, пожалуйста. И пошире.
Гроувер взглянул на каменного сатира и пробормотал:
– Прямо копия дяди Фердинанда.
– Гроувер, – одернула его тетушка Эм, – смотри на меня, милый.
В руках у нее по-прежнему не было фотоаппарата.