– Я уже признал свой грех, – ответил Посейдон. – А теперь я хочу его выслушать.
Грех.
У меня к горлу подступил комок. Так вот чем я был?! Грехом? Ошибкой бога?
– Я пощадил его один раз, – проворчал Зевс. – Он осмелился подняться в мои владения… тьфу! Следовало сбить его в воздухе за такую дерзость.
– Рискуя уничтожить символ твоей власти? – спокойно спросил Посейдон. – Давай выслушаем его, брат.
Зевс опять заворчал.
– Я выслушаю его, – наконец решил он. – А потом решу, сброшу я его с Олимпа или нет.
– Персей, – сказал Посейдон, – посмотри на меня.
Я поднял глаза на бога, но выражение его лица осталось для меня загадкой. Я не понимал, есть ли в его взгляде хоть толика любви и одобрения. Хоть какой-то признак поддержки. Но смотреть на него было все равно что смотреть на океан: иногда можно разгадать его настроение, но по большей части он остается недоступным и загадочным.
Мне показалось, что Посейдон на самом деле не знает, как ко мне относиться. Он и сам не понимает, рад он, что я его сын, или нет. Как ни странно, мне была по душе отстраненность Посейдона. Если бы он стал извиняться, сказал, что любит меня, даже если бы он просто улыбнулся – все это было бы неискренне. Так отцы смертных придумывают разные дурацкие оправдания за то, что бросили детей. Реакции моего отца мне было достаточно. В конце концов, я тоже пока не знаю, как к нему отношусь.
– Поговори с Владыкой Зевсом, мальчик, – велел мне Посейдон. – Расскажи ему свою историю.
И я рассказал обо всём, что случилось, без утайки. А потом достал из рюкзака металлический цилиндр, который заискрился в присутствии Небесного бога, и положил его к ногам Зевса.
Повисло долгое молчание, нарушаемое только треском пламени в центре зала.
Зевс раскрыл ладонь. Жезл поднялся с пола и лег ему в руку. Стоило богу сжать его – и заостренные концы засветились электричеством, а через несколько мгновений он уже держал предмет, походивший на настоящую молнию, – двенадцатифутовое копье искрящейся, шипящей энергии, от которой у меня на голове волосы встали дыбом.
– Я чувствую, что мальчик говорит правду, – пробормотал Зевс. – Но чтобы Арес совершил такое… это совсем на него не похоже.
– Он гордец и часто поступает необдуманно, – сказал Посейдон. – Это семейные черты.
– Владыка? – позвал я.
– Да? – отозвались оба.
– Арес действовал не один. Идею ему подкинул другой человек… или существо. – Я описал свои сны и то, что произошло на пляже: когда, почувствовав чье-то злое дыхание, мир на миг остановился, а Арес передумал меня убивать. – Во сне, – объяснил я, – голос велел мне отнести молнию в Подземный мир. Арес проговорился, что тоже видел сны. Я думаю, что его, как и меня, кто-то использовал, чтобы развязать войну.
– Так ты все же обвиняешь Аида? – спросил Зевс.
– Нет, – сказал я. – Понимаете, Владыка Зевс, я видел Аида. Но тогда, на пляже, я чувствовал присутствие кого-то другого. Похожее ощущение я испытал, когда стоял у той пропасти. Это ведь был вход в Тартар? В ней живет нечто могучее и злое… оно древнее самих богов.
Посейдон и Зевс переглянулись и быстро и эмоционально переговорили о чем-то на древнегреческом. Я понял только одно слово.
Посейдон сказал что-то брату, тот резко оборвал его. Посейдон попытался спорить, но Зевс сердито поднял руку.
– Мы не станем больше это обсуждать, – отрезал он. – Я должен лично омыть молнию в водах Лемноса, чтобы очистить её от человеческого прикосновения. – Он встал и посмотрел на меня. Лицо его самую малость смягчилось. – Ты оказал мне услугу, мальчик. Мало кому из героев это удавалось.
– Мне помогали, сэр, – сказал я. – Гроувер Ундервуд и Аннабет Чейз…
– В благодарность я сохраню тебе жизнь. Я не доверяю тебе, Персей Джексон. Мне не нравится то, что сулит Олимпу твое появление. Но ради мира в семье я позволю тебе жить.
– Э… спасибо, сэр.
– Не пытайся снова летать. И чтобы к моему возвращению тебя здесь не было. Иначе испытаешь на себе силу этой молнии. И это будет последнее, что ты почувствуешь.
Удар грома сотряс дворец. Ослепительно сверкнула молния, и Зевс исчез.
В тронном зале остались только мы с отцом.
– Твой дядя, – вздохнул Посейдон, – всегда любил эффектно удаляться. Наверняка из него бы вышел отличный бог театра.
Повисло неловкое молчание.
– Сэр, – сказал я, – а что там, в пропасти?
Посейдон пристально взглянул на меня:
– Разве ты не догадался?
– Кронос, – кивнул я. – Царь Титанов.
Даже здесь, далеко от Тартара, в тронном зале Олимпа при имени
Посейдон взял трезубец:
– В Первой войне, Перси, Зевс разрубил нашего отца Кроноса на тысячу частей – точно так же, как Кронос когда-то поступил со своим отцом Ураном. Зевс сбросил останки Кроноса в самую темную пропасть Тартара. Армия Титанов была разгромлена, их крепость на горе Этна разрушена, а их приспешников монстров мы загнали в самые далекие уголки земли. Но Титаны, как и боги, не могут умереть. То, что осталось от Кроноса, еще длит свое жуткое существование, мучается от вечной боли и жаждет власти.