Персидская литература IX–XVIII веков. Том 2. Персидская литература в XIII–XVIII вв. Зрелая и поздняя классика

Реснички длинненькие – кинжалы обнаженные,
Жадненькие до кровушки всех безвинненьких.
В разлученьке с рубинчиками блестященькими всегда
Сердечко мое в кровушке – плавунчик.
Огнем не размягчить ее сердечко гранитненькое,
Из кусочков [моей] печени струится дым ахов-вздохиков.
Красотулька твоя не потеряет ни крошечки,
Если поглядишь в стороночку луны иногдашечки.
Соперничек [мой] – псинка злобненькая,
Монетка фальшивенькая, снаружи золочененькая.
Нынче же янтариком свой любви с землицы
Подними меня, ведь от слабости я, как соломинка.
Плеяды из глазок моиненьких упали, о Тарзи,
От страсти к той Лунявочке, любовной ошибочке.

В макта‘ газели употреблено местоимение манак – уменьшительное от ман – «я», то есть что-то вроде «я-шка» (по модели «мушка», «блошка», «мышка» и т. д.) или «я-нечка» (по модели собственных имен «Танечка», «Ванечка», «Сонечка») – форма, практически непередаваемая в переводе, особенно в позиции притяжательного местоимения.

Перед нами так называемая «ломаная газелька» (газалак-и ши– каста), носящая откровенно комический характер, и Тарзи не был единственным в сочинении подобных поэтических шуток. Пример похожего стихотворения встречался и ранее, у поэта Нами ‘Ираки, младшего современника Джами и Наваи. Этому автору принадлежит газель, выдержанная в такой же технике. Приведем несколько бейтов из шутливого стихотворения Нами в переводе Б.В. Норика:

Ай! Я пленнничек твоего неверненького сердечка!
Ах, душоночка моя! Я твоих притесненьиц жертвочка!
Ты балагурчик и шутничок, проклятьице твое – благо!
Ищу твоего проклятьица (душнам-ак

) и молвлю за тебя                                                                 молитвочку (ду‘а-йак)
Было ли так, что возлечка меня застал тебя сончик?
Стыдочек тебе – ведь твое местечко подлечка меня.

Любопытно, что второй из бейтов приведенного фрагмента построен на шутейной трансформации мотива одного из бейтов знаменитой газели Хафиза, то есть имеет еще и пародийный оттенок:

Как бы ты меня ни проклинала (душнам фармаи

),                                               благословляю тебя (ду‘а гуйам),
Ведь горькие слова украшают сладкие рубиновые уста.

Языковые новации и словотворчество в такой концентрации, какая наблюдается у Тарзи Афшара, можно считать своего рода уникальным опытом, ибо остальные поэты, его современники, шли другими путями обновления стилистического рисунка стиха. Он же считал, что красочность поэзии может достигаться смешением языков, изобретением слов, передающих необычные смыслы, пародийным использованием «ломаного» языка. Тем не менее характерные черты лирики Тарзи Афшара, как, например, употребление бытовой, профессиональной и иронически окрашенной лексики в «высоких» жанрах, ставят его в один ряд с другими представителями индийского стиля:

У гвоздя надо учиться терпению и выносливости —
Сто ударов по голове он получает от молотка и не старается
                                                                            поднять голову.

(Перевод Е. Э. Бертельса)

Его оценка собственного стиля также вполне вписывается в «визуальную» поэтику эпохи:

Обшитый каймой (тараз

) веселья стиль (тарз) ТарзиВыслушай, счастливая красавица, ведь это же
                                                              [изумительный] стиль.

(Перевод Е. Э. Бертельса)

В другом стихотворении, которое цитирует в своей работе Е.Э. Бертельс, Тарзи, жалуясь на отсутствие внимания со стороны покровителя, прибегает к иронической интерпретации мотива изобретения нового стиля, применив все тот же уменьшительный суффикс – ак:

Я тот, который для тебя изобрел (ихтира‘

) новый стильчик                                                                                          (тарзак),
Ты тот, который внимания не обращает и ни одной газели
                                                                                      не слушает.

(Перевод Е. Э. Бертельса)