Персидская литература IX–XVIII веков. Том 2. Персидская литература в XIII–XVIII вв. Зрелая и поздняя классика

О, сколько изменений внесла в мое существование старость!
Сон мой стал бессонницей, а во время бодрствования тянет
                                                                                               в сон.
Все частицы моего существа с ног до головы не обходятся
                                                                                          без боли,
Нет ни волоска на моем теле, что не согнулся бы
                                                                                   и не сгорбился.
Из приятных моментов, что были собраны и записаны
                                                                                       в сердце,
Ни одной записи не осталось, кроме памяти о днях юности…
Стал я туг на ухо, глаза утратили зоркость, язык заплетается,
Эти раковины лишились перлов, а мозг – пустой пузырь.
Ушла хватка из рук, словно опали осенние листья,
Шаг лишился упругости при ходьбе, ноги [все дольше]
                                                                              в стремени…
С тех пор как выпали зубы, рассыпались страницы сердца,
Разлетаются по ветру, словно книга без переплета.
Хотя утро старости – это не утро Судного дня,
Перед моими глазами в очках установлен размер счета.
Быструю поступь жизни нельзя замедлить,
Саиб, сколько можно краской в цвет смолы чернить
                                                                                свои волосы?!

Газель посвящена традиционной теме и по набору мотивов напоминает подобные стихотворения, созданные в форме касыд поэтами-классиками, сетовавшими на быстротечность юности. Однако Саиб гораздо более пристально, чем его предшественники, вглядывается в многообразные физиологические проявления наступающей старости и беспристрастно фиксирует их, рисуя портрет немощного старца, тогда как ранее такие приметы преклонного возраста, как поседевшие волосы или выпавшие зубы, скорее использовались как яркие одиночные эмблемы-символы. Газель практически лишена назидательной составляющей, лишь последние два бейта указывают на то, что главной задачей для себя поэт считает подведение жизненных итогов и принятие старости как неизбежного этапа земного существования.

В то же время лирический персонаж в газелях Саиба может размышлять над глобальными космогоническими и этическими проблемами, над взаимоотношениями человека и вселенной. Мировоззрение Саиба, базирующееся на основах доктринального суфизма, предстает как система универсальная, имеющая выход в области социального бытия и натурфилософских проблем. Стержнем художественно осмысленной картины мира в поэзии Саиба является концепция «единства Бытия» (вахдат ал-вуджуд) и исповедание единобожия (таухид). В Диване Саиба есть восемь газелей с радифом «един» (йаки-ст) и четыре с радифом «оба едины» (хар ду йаки-ст).

Концептуально значимым для Саиба, как и для других представителей поэзии индийского стиля, является преодоление узости, ограниченности натуры человека и обретение того состояния внутреннего мира, которое он вслед за некоторыми поэтами этой эпохи обозначает термином «широта натуры» (вус‘ат-и машраб). Можно предположить, что сумма свойств характера и обретенных знаний, осознаваемых как «широта натуры», в какой-то мере дополняет в поэзии XVI–XVII вв. представление о качествах «совершенного человека» (инсан ал-камил), закрепленное в классическом суфизме и суфийской литературе. Вот отрывок одной из газелей Саиба, в которой он раскрывает свой взгляд на это понятие: