Персидская литература IX–XVIII веков. Том 2. Персидская литература в XIII–XVIII вв. Зрелая и поздняя классика

Все мыши в знак любви собрали для кота
Разные подношения:
Один [мышонок] нес бутылку вина,
Другой – жареных барашков.
Еще один нес вазочку с кишмишем,
А другой – солонку.
Еще один нес сушеные персики, начиненные сахаром
                                                                                    и орехами,
А другой – сласти к вину и воду для полоскания рта.
Еще один нес тарелку с сыром,
А другой – жареные фисташки.
Еще один нес тарелку, полную фиников,
А другой – ягоды облепихи и красной черешни,
Вазочки с леденцами (набат

), солеными семечками,Фундуком и колотым сахаром.
Еще один нес на голове казан с пловом,
Сдобренный соком оманского лимона.
Все они шли, как полагается по этикету,
И на голове каждый нес поднос.
Положили на плечо кушаки, и шапки, и халаты,
Как слуги перед шахами.
Прибыли эти мыши к коту
С приветствиями, поклонами и восхвалениями.
Обратились к нему с величайшим почтением:
«Да будут жертвой за тебя все души!
Принесли мы подношение, приличествующее служению тебе,
Согласно тому, каков был приказ».

Сцена принесения даров преувеличенно торжественна, изобилует отсылками к церемониалу, выделена в тексте анафорами и представляет собой развернутую перечислительную конструкции, которую можно охарактеризовать как «реестр» предметов, принадлежащих к общему семантическому полю, в данном случае – угощениям. Смеховой эффект построен не только на том, что в качестве дарителей выступают мыши, а в роли господина – кот. Перечисляются те яства, большинство из которых вряд ли могли бы заинтересовать кота, зато вполне соответствуют традиционной картине приготовлений к пиршеству.

Подобного рода «реестры» птиц, цветов, плодов, старинных песен, мелодий и музыкальных инструментов, социальных страт и возрастных категорий были чрезвычайно распространены в касыдах многих тематических разновидностей. Достаточно вспомнить календарные зачины касыд Манучихри, назидательные и аллегорические касыды Сана’и и Хакани, содержащие такие пространные перечни. Все эти реестры помимо семантической общности перечисляемых объектов роднит и единообразие синтаксической организации всех элементов. У Закани оно оформлено анафорическими повторами: каждое первое и второе полустишие бейтов рассматриваемого отрывка начинается словами «один» (ан йеки) и «другой» (в-ан дигар). Концовка фрагмента изобилует стандартной лексикой придворного панегирика. Это предметы традиционного дарения (кушак, халат, шапка), термины приветствия (салам, дуруд, ихсан). Включен в этот фрагмент и термин самого подношения пишкиш (подарок господину от подчиненного), а также постоянные топосы панегирика – хидмат (служба), фирман (приказ).

Закани великолепно владеет и всеми мотивами традиционного репертуара касыды, и приемами их сочленения и композиционной организации. В повествовательную ткань сказки включены не только сами мотивы придворного панегирика, воспроизводятся также и способы их семантического и синтаксического оформления, присущие именно касыде. Форма, выбранная автором для реализации своего замысла, предопределила и прямые заимствования устойчивых клише и формул из пародируемых образцов. Таким образом, «Мыши и кот» в жанровом смысле представляет довольно сложную картину. Помимо фольклорной сюжетной основы и элементов пародирования двух высоких книжных жанров – героического эпоса и панегирической касыды, в этом произведении можно наблюдать элементы сатиры и предположить скрытый личный пасквиль. Сатирическое жало сказки направлено против таких часто осуждаемых в классической персидской поэзии пороков, как лицемерие, показное благочестие, а также лживость и коварство. По всей видимости, в момент создания сказка Закани воспринималась как остросатирический памфлет, в котором современники легко угадывали выпады против конкретных лиц. Со временем исторические намеки стерлись, но общая социальная направленность сказки сохранилась: это обличение в аллегорической форме религиозного ханжества и произвола властей.