Персидский джид

Обеспокоенные стрельцы побежали по деревянному настилу за стенными зубцами от Благовещенской башни к угловой, Водовзводной. По заросшему кустами крутому склону замельтешили светлые полосы. Семейка, остановившись вдруг, уставился на откос – и решительно полез наверх. Двигался он шустрее, чем та обезьяна, которой тешили государя в Измайловском. Наконец добрался до сомнительного места, опять свистнул и тут же опустился на колени.

Первым подбежал самый быстроногий – Данила. Следом примчался Желвак. Последним – Тимофей с факелом. Тогда лишь стало ясно, что такое обнаружил глазастый Семейка.

На земле лежал навзничь человек в вонючем тряпье, с головой, замотанной поверх меховой шапки еще каким-то драным полотенцем. Глядеть ему в лицо было опасно – могло и наизнанку вывернуть. От правого виска через всю щеку простиралась язва – чуть присохшее живое дикое мясо. Из-за него правого глаза, почитай, и видно не было. Слева же страшное лицо было изгваздано в грязи.

Однако человек был жив – губы шевелились.

– Хорош! – сказал изумленный Тимофей, осветив это безобразие. – Вставай, дядя!

– Погоди, – Семейка поправил Тимофееву руку с факелом, подтянул поближе, пятно света упало на грудь, и тут кое-что сделалось ясно.

В груди, ближе к горлу, торчала небольшая, усыпанная бирюзой рукоять. Узкий клинок весь вошел в тело.

Тут и Данила, поборов брезгливость, опустился рядом на корточки.

– Кто это тебя, дяденька?… – показывая пальцем на рукоять, но прикоснуться к ней не решаясь, шепотом спросил он.

Губы опять зашевелились, приоткрылись, и в щель полезла кровавая пена.

– Спаси и сохрани! – Тимофей перекрестил лежащего. – А ведь он, товарищи, помирает.

– Да скажи ж ты хоть слово! Кто это тебя?! – закричал Данила. – Кто в тебя джерид кидал?! Ты ж его видел!

– Да… – еле слышно произнес умирающий. – Да-нил-ка…

– Знакомец? – удивился стоявший сзади всех Богдаш.

– Сту-пай к дья-ку…

– К какому дьяку?

– К Баш-ма-ко-ву… Пе-ре-дай…

– Что передать-то?…

Умирающий произнес нечто совсем невнятное, понять удалось лишь один слог:

– Мы…

– Кто?

– Мыш-ш-шь…

– Какая мышь?

– Я… яд…

– Яд? Ядом извели? – спросил Семейка.

– Ядра… и в ко… ло…

– Еще что? Какие ядра? Да говори ж ты! Что еще?… – Данила рухнул на колени и едва не схватился за умирающего, чье редкостное уродство его уже не пугало.

– Не тронь, свет! – удержал за плечо Семейка.

Тимофей же выпрямился и заговорил нараспев, звучно и скорбно:

– Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое…

Сторожевые стрельцы были люди грамотные – услышав начало пятидесятого псалма, поняли, что в кустах под башней кончается человек. Коли по уму, то следовало бы Тимофею читать канон на разлучение души от тела, но его мало кто из мирян знает, а пятидесятый псалом помнят многие.

Богдан, все это время стоявший в сторонке, подошел, отодвинул Семейку и опустился на колени возле помирающего.

– Наипаче омый мя от беззакония моего, и от греха моего очисти мя, – четко выговаривал Тимофей, от имени будущего покойника обращаясь к Господу.

Голос его уверенно набирал силу, и слова псалма разносились вдаль по реке; рыболовы, услышав, крестились; крестились и стрельцы на дальних башнях. Быть бы Тимофею дьяконом – церковь ломилась бы от желающих послушать, как он возглашает «Многая лета!».

– Отошел… – прошептал Семейка. Но руку, чтобы закрыть глаза умершему, не протянул, лишь внимательно смотрел на лицо, словно бы ждал чуда.

– Яко беззаконие мое аз знаю и грех мой предо мною есть выну, – продолжал Тимофей. – Тебе Единому согреших, и лукавое пред Тобою сотворих…

Данила искренне желал слушать псалом и сопереживать тому, чья душа сейчас, простившись с телом, готовилась в нелегкий путь. Он и повторять беззвучно слова вслед за Тимофеем начал было, да сбило его с толку «лукавое», и мысль невольно засуетилась: да кто же это? Назвал по имени, Башмакова помянул… Кто?!

Тимофей дочитал псалом, со стен донеслось разрозненное «аминь». И тут же конюхи заговорили.

– К дьяку Башмакову, стало быть? – Богдаш отстранил всех и стал отматывать полотенце.

– Т-ты что, об… обмывать п-покойников п-подрядился? – спросил, внезапно взволновавшись, Данила.

– Это не простой покойник, – Богдаш, справившись с полотенцем, сдернул с головы мертвеца шапку, и тут язва поехала со щеки куда-то вбок.

– Так я и думал, – заметил Семейка.

– Вот то-то… – Взяв эту язву сквозь полотенце, Богдаш отлепил ее и отшвырнул ее подальше. – Весь день на щеке держать-то, да на солнцепеке, – к вечеру как раз и протухнет. Гляди, Данила. Узнаешь приятеля?

Тимофей услужил, посветил факелом, и Данила кивнул.

Это был тот пожилой хромой мужик по имени Бахтияр, которого они с Ульянкой спасли от псов.

– Нищим, стало быть, прикидывался. Такому уродству у Спасских ворот место, там хорошо подают, – сказал Тимофей.

– Чего ж ему от дьяка Башмакова надобно? – спросил Семейка.

– Уж не трудился ли и он на Приказ тайных дел? – догадался Тимофей.