Персона нон грата

За мужчинами — длинный Коложвар и щуплый, хохолком на макушке смахивающий на петуха Агаштон составляли занятную пару — захлопнулась дверь кабинета. Моника нажала одну из многочисленных клавиш своего секретарского пульта и поставила на плиту никелированный чайник. Электрическая плитка нагревалась медленно. Не спеша текла в последнее время жизнь самого секретаря заместителя министра внутренних дел. Из кабинета замминистра и одновременно — почему так получилось? — личной жизни Моники ушел игрок, пьяница, бабник Конрад Лейла. Тихо стало в приемной — сотрудники министерства быстро поняли, что с Коложваром каши не сваришь. Зато успешно обделывали свои дела незаметные, тихие личности, по стеночке, бочком, проходившие к дверям.

Интересно, зачем пожаловал всесильный доктор Агаштон?

Моника заварила чай и принялась готовить кофе. Она не спешила. Она знала, что рано или поздно подробности самых конфиденциальных разговоров становятся известны.

За дверью защищенного от прослушивания кабинета, куда раз в неделю по заявке Моники приходил с контрольным визитом специалист соответствующего профиля, шла беседа под грифом «Строго конфиденциально».

— Времени мало, — оказал Агаштон, старший и по возрасту, и по месту, занимаемому в новой государственной иерархии, где на первый план выдвигались личная преданность премьер-министру и связи на Западе. — Вчера ночью шла речь о новом министерстве приватизации. Пост министра будут предлагать одному моему знакомому, но я теперь начинаю сомневаться. Он не слишком пунктуален. Он совсем лишен…

— Господин доктор! — Коложвар не постеснялся бы рухнуть на колени, и лишь мысль о Монике, которая могла войти с минуты на минуту, удерживала его. — Не будьте злопамятны. Вспомните, сколько услуг я вам оказал, а сколько еще сумею оказать, если…

— Когда я что-то говорю, никаких «если» не бывает. С понедельника ты возглавишь новое министерство, Коложвар. Прими первую заявку от меня лично. Есть один маленький журнальчик, который я хочу прибрать к рукам. «Спорт — детям»…

— Да, господин доктор. Конечно, господин доктор. Я знаю это издание. Любимый журнал моей дочки. Уверен, что, перейдя в ваше частное владение, он станет еще лучше. Считайте, что одна подписчица у вас уже есть.

Агаштон поморщился:

— Не спеши. Журнал будет э-э… специфического направления. «Лесби-гёрл». Так что…

Коложвар представил свою Лиллу с подобным журнальчиком в руках, поперхнулся, но тут же обозначил улыбку:

— Ничего, пусть привыкает. Многовариантность нашего общества… К тому же проблемы сексуальных меньшинств требуют специального издания. Считайте, господин доктор, вопрос решенным. Но… маленькая встречная просьба, если можно.

— Валяй, — милостиво согласился шеф-редактор. Коложвар набрал в легкие побольше воздуха:

— Я постоянный читатель «Завтрашнего дня», и не просто читатель, а почитатель. Но эта кампания вокруг аэродрома русских под Охотничьей Деревней… Русские вот-вот уйдут. Аэродром же останется, прекрасный аэродром первого класса с твердым покрытием, со всей инфраструктурой… Между тем страсти вокруг него столь накалены вашим изданием…

— Правильно, чтобы отвлечь внимание от кризиса с ценами на топливо.

— А нельзя ли, господин доктор, и это не только моя просьба, чуть поубавить обороты?

Агаштон глянул на собеседника поверх очков:

— Не знаю, кто обращается с просьбами к тебе… Но знай, что я в данном случае выполняю конкретный заказ. Строго между нами могу сообщить, что сегодня вечером в Охотничьей Деревне произойдут события, связанные с этим аэродромом. В сознании обывателя должно раз и навсегда отложиться: все беды от русских. И повышение цен на топливо — следствие их себялюбивого имперского стремления получать за свою нефть доллары, а не синтетические кофточки нашего производства. Их вертолеты…

— …экологически ужасно вредные, — позволил себе перебить наставника Коложвар, — а, скажем, американские самолеты очень полезны для окружающей среды. Вот об этом и хорошо бы увидеть статейку в вашей газете, дорогой доктор.

Агаштон, ходивший из угла в угол быстрой походкой сухощавого человека, остановился против сидевшего в кресле Коложвара и присвистнул:

— Ого, ты начинаешь свою игру! Запомни — этого не будет.

— Господин доктор…

— Хоть десять докторов, господин Коложвар! Пикет у воинской части состоится так или иначе — машина запущена. Я уже нашел и подходящего молодого человека для осуществления этой акции, но… Знаешь, милый, основной закон того общества, которое мы строим на обломках тоталитарного соцрежима?

— Демократия, гуманизм, право…

— Прибереги для интервью, я подошлю в понедельник к тебе кого-нибудь из моих щелкоперов. Нет, Коложвар. Все решают денежные знаки, точнее их количество. Поэтому… просьба тех, кто тебя просил, будет выполнена, но чуть позднее. Вот номер моего счета в банке «Сицилия». Сколько получил ты?