Персонажи карельской мифологической прозы. Исследования и тексты быличек, бывальщин, поверий и верований карелов. Часть 1

Бывают и трагические случаи. Например, в одном из рассказов младенца нашли мертвым под елью (SKS. К201). В девятнадцатом веке была записана быличка о том, как мать, торопясь летом уйти на работу, «сгоряча выпалила» плачущей, не отпускающей ее маленькой дочке: «А леший бы лучше тебя взял!» Девочка пошла в дом, но, возвратясь вечером с работы, мать почувствовала, что «она не настоящая дочь: „метчяляйне“ подменил дочь и на место ее подсунул одну из своих прислужниц». Ее выселили в темный чулан, кормили там «и до самой смерти глядели на нее, несчастную, как на исчадие лешего». Как-то зимой, будучи на лесовывозках, мать всю ночь сидела у костра, не в силах заснуть. Это было воскресное утро, уже начало светать. «Вдруг я услышала шум от едущих по снегу саней. Через некоторое время из лесу выехал на черной высокой лошади мужчина, одетый в приличное платье: на нем был тулуп, крытый черным сукном, с черным же барашковым воротником; на голове хорошая бобровая шапка, точь-в-точь как у приказчика. Рядом с ним сидела девушка, также очень хорошо одетая». И женщина узнала в ней свою дочь Агафью, которую унес леший. Дочка рассказала, что у нее уже и ребенок есть, что живется ей с мужем хорошо. «Мы с ним все ездим по лесу, и иногда только, когда есть захочется, заглядываем в деревни и города. Кто положит что-нибудь из съестного без благословения, то мы с ним и съедим, а на место кониный навоз подлатаем». Агафья скучала по дому и даже предложила матери способ спасти ее от власти лешего: снять крест и скорее накинуть его ей на шею. Но мать так испугалась, что не успела ничего сделать – и сани умчались[447].

Сто лет спустя аналогичный рассказ был записан уже на севере Карелии. Леший унес проклятого сына. Через много лет отец уже поздно вечером ехал на санях. Вдруг лошадь остановилась. Он оглянулся, а на запятках стоит мужик, потерявшийся сын, и говорит: «Мне жить хорошо, только я там не хозяин. Мне что скажут, то я и делаю. А тебя я видел очень часто, только маму не вижу».

В одной из быличек рассказывается, как мать в сердцах крикнула на младенца: «леший тебя возьми!» Ребенок после этого больше не рос, только плакал день и ночь и в три года был, как полугодовалый. Приглашенный на помощь знахарь сказал, что ребенка подменили, и обратный обмен совершить нельзя, так как младенец был еще не крещен. Чтобы обезопасить жизнь ребенка, следовало еще в день рождения взвесить его на ольховом безмене (SKS. Е901). Особенно беззащитны были не только некрещеные, но и беззубые дети. Их ни в коем случае нельзя оставлять одних, в крайнем случае, надо положить под колыбель веник. Нельзя беременной женщине спать на животе. На нем всегда должна лежать рука, своя или мужа. В Вокнаволоке рассказывали, что таким образом унесли ребенка у Авдотьи, только шрам на животе остался (SKS. Е931). Опасным местом для детей считалась и баня. Как-то раз мать выругала ребенка за то, что он покакал на пол. Он стал чахнуть день ото дня. Пригласили знахаря, он приготовил заговорную воду, положил ребенка на порог. И именно на пороге, одном из самых сакральных мест любого помещения, обнаружилась подмена – девочка тут же превратилась в осиновое полено (SKS. Е901). В другой былинке подменили ребенка, положенного в бане на скамью. Он и не рос, и не ходил. Через много лет отец встретил настоящего сына в лесу, тот передал привет матери (SKS. Е901).

Сюжеты с подмененными детьми встречаются и в карельских народных сказках. Такие дети обычно не развиваются ни физически, ни интеллектуально. А когда подмена обнаруживается, оказываются просто поленом, обрубком дерева.

В одной из быличек на покосе пропала девушка. Год ее не могли найти. А следующим летом знахарка сказала, что девушка обнаружится на том самом месте, где пропала. И на самом деле, придя на покос, мать услышала голос: «Ма-а-ма, ма-а-ма, приходи, возьми меня, мамочка, я твоя Аннушка!» И девушку смогли спасти, потому что она спряталась в крапивных зарослях, в которые не смог зайти ее муж, сын лешего. Он поздно вечером приходил под окна и звал ее обратно к плачущему ребенку. А на третьи сутки расколол (halgai – как полено!) ребенка пополам и половину забросил на крышу.

Т. А. Новичкова пишет, что «„обменами“, „обменышами“ считались дети с врожденными или приобретенными во младенчестве серьезными телесными уродствами и психическими отклонениями. Так в народной культуре проявилась вера в изначальное телесное и духовное совершенство человеческой природы. Все, что ей угрожает – от злых сил: водных, домашних, лесных и прочих духов»[448].