Речь уже не шла о роли инструмента большевицкого руководства, а только о роли
буфера или тормоза. Когда же большевики перешли к генеральному контрнаступлению,
чтобы разгромить национальную революцию сконцентрированными вооруженными
силами, тогда и венгерская компартия сразу переметнулась от тактики уступок и
приспособления в предыдущее состояние послушного большевицкого инструмента.
Тем временем подобные в начале внутри компартии Польши события, пошли
другим путем. Группа Гомулки негативно относилась к предыдущему курсу политики
режима, как из собственных групповых политических мотивов, так и из необходимости
хотя бы частично пойти навстречу национально-самостийницкой стихии. Эта группа
была настолько решительна, что в кризисной ситуации взяла инициативу в свои руки и
стала руководить развитием событий. Во внутренне-партийных интригах против
бессловесно послушного Москве крыла партии, так называемой группы сталинистов,
Гомулка и его сторонники оперлись на национально-самостийницкую стихию, стали в
некоторой мере глашатаями сопротивления московской оккупации. Благодаря этому им
удалось взять под свой контроль и в чем-то сдержать ту национальную стихию, которая
была близка к революционному взрыву. С другой стороны, Москва была вынуждена
согласиться с победой той группы и ее политикой, не смотря на то, что это привело к
значительному сужению и ослаблению большевицкого господства в самой стране.
Кремль понял, что в противном случае пришлось бы считаться с серьезными
революционными проявлениями и волнениями, которые нельзя было бы успокоить без
военных действий. Такие действия совсем не входили бы в планы Кремля.
Одновременный взрыв восстаний в Польше и Венгрии был бы для большевиков
слишком опасен. Тем временем власть Гомулки давала гарантии, что сдержит ситуацию,
не допустит дальнейшего развития революции и, ценой некоторых уступок, удержит
коммунистическую систему, поможет Москве сберечь основные позиции и главные
средства ее господства. Режим и политика Гомулки не были и не есть ни для
самостийницкой борьбы, ни для большевицкого империализма удовлетворительным и
длительным результатом. Обе стороны трактуют его, как временное переходное явление,
с которым соглашаются лишь до определенного времени. Аккуратным давлением они
пытаются двигать его в полезном для своих интересов направлении
Опять же режиму Гомулки точно не занимать трезвого понимания, что он
выступает в роли буфера между двумя непримиримыми враждующими силами, без
устойчивого собственного фундамента. Однако Гомулка не собирается уходить от
руководства событиями и видит перед собой перспективу стабильности. Такая оценка
может опираться на убеждение, что обе противостоящие силы, не смотря на их взаимную
враждебность, будут существовать рядом друг с другом, и ни одна из них не сможет
уничтожить другую. Само же явление национал-коммунистической группы Гомулки по
происхождению – помесь-бастард польской национальной борьбы за независимость и
московского коммунизма. Его желание – надолго удержать свое порождение:
коммунистическую Польшу, но если возможно – независимую от Москвы. Его планы
базируются на том, что как по происхождению, так и в интересах у него много общего с
обоими враждебными лагерями, и он может заручиться поддержкой одной из сторон,
когда надо сдерживать далеко идущие требования другой.
Режим Гомулки с его политикой вносит в систему московских сателлитов
элемент хронической нестабильности и напряжения. Хотя он в определенной степени и
нейтрализует натиск национально-освободительной стихии, в одновременно и сам
подается под этим натиском, передавая давление на всю сателлитную систему. Это
создает для Москвы опасность. Поскольку большевикам, с политико-пропагандистской
стороны, удобнее бороться с непосредственными действиями самостийництва, очерняя
их штампами «фашизма» и «контрреволюции», то враждовать против политики
коммунистического режима в сателлитной стране военными методами – невыгодно. Тем
временем «собственный путь к социализму» дает заразительный пример для
последования в других сателлитах, ведет к смягчению коммунистической системы и ее
режима, и ослаблению диктата Москвы.
Так называемый национал-коммунизм в тех странах, где коммунизм
распространяется, насаждается или закрепляется под влиянием Москвы, является
переходным явлением между национальной самобытностью и покорностью
большевицкому империализму. Ценность этого явления определяет общее развитие
событий. Национал-коммунизм полезен для Москвы там, где он разлагает и ослабляет
национально-самостийницкие силы и настроения какого-то народа. Совсем другую роль
играет национал-коммунизм в тех странах, которые уже покорены большевизмом и где