Так под влиянием событий, которые имели место в прошлом году, во всех
народах под большевицким господством быстрыми темпами вызревают революционные
настроения, революционное сознание и уверенность. На первом месте стоит укрепление
веры, что освободительная революция собственными силами порабощенных народов
реально возможна, и что она может неожиданно разбудить колоссальные силы народа.
Не только Венгрия проявила свою непредвиденную до того силу. Это самоощущение
почувствовали все порабощенные Москвой народы. Среди этих народов начало
выкристаллизовываться яркое политическое осознание, что освободительная революция
– это совместное дело всех народов, скованных одной большевицкой неволей. Это
сознание уже проявилось динамичной формой во время Венгерского восстания. Оно
руководило теми украинцами и другими военнослужащими советской армии, которые с
симпатией отнеслись к повстанцам и не дали возможности большевикам задушить
революцию в зародыше. Многие из них активно проявили себя на стороне восстания.
Именно такого происхождения были многочисленные проявления усиленной
революционной активности, прямых революционных действий для поддержки
венгерской борьбы, главным образом в Украине, акты саботажа против переброски войск
в Венгрию и т.п. Так же и разные проявления симпатии к венгерским повстанцам в так
называемых сателлитных странах, хотя и не имели практических последствий для
венгерской борьбы, способствовали всеобщему распространению идеи совместной
освободительной революции всех подсоветских народов. Этот процесс вызревания идеи
совместной противобольшевицкой борьбы в сознании народов не прекратился после
удушения венгерской революции. Он развивается дальше под влиянием рефлексий об
упущенной великой возможности.
Особое значение Венгрии для приближения всеобщей освободительной
революции состоит в том, что там так ярко выступили рабочие и вся молодежь, как
главный боевой актив и движитель революционной борьбы. Это имеет сильное
притягивающее влияние на рабочих и молодежь во всех странах, закрепощенных
красной тиранией. Эти факты тормошат и ту часть советской молодежи, которая по
причине оппортунизма или других причин стала безразличной к делам освободительной
борьбы.
Подводя итоги и выводы из венгерской революции для дальнейшей
освободительной борьбы, надо учитывать и влияние, которое может иметь позиция
западных стран. Отношение этих государств к героической борьбе венгерского народа
против жестокой большевицкой агрессии показало, чего можно от них ожидать в таких
случаях. С одной стороны, была заметна необычайно живая заинтересованность
венгерскими событиями и неординарные проявления трогательной симпатии всех
западных народов к воюющей Венгрии, хотя и только в сфере платоничной или
харитативной
пассивность политики западных государств, избегание любого намека на активное
выступление против грубой советской интервенции. Это был очень поучительный
пример того, что информированность и симпатии западных стран – это одно, а
действенная политика – другое дело, полностью независимое от первого. Из этого
вытекает серьезное предостережение, что концентрация освободительной политики на
информировании внешнего мира об освободительной борьбе и постановка основного
акцента на приобретении симпатий для этой борьбы может привести к фатальному
самообману. Очевидно, что такая деятельность нужна и может дать свои некоторые
плоды, ее необходимо вести, как только возможно. Но никак нельзя считать ее основным
фактором политики, основой, на которой можно строить планы освободительной
борьбы. Нет сомнений, что западные государства хорошо осведомлены о том, что
отвоеванная Венгрией независимость от СССР была бы выгодна и им тоже. Но основной
направляющей их активной политики является позиция, ни в коем случае не выступать
против агрессии большевицкого империализма, разве что только в тех случаях, когда он
вторгается в сферу их непосредственных интересов. Они держатся вдали от любых
действий, которые могли бы вызвать конфликт с СССР. Так что и в другом подобном
случае нельзя рассчитывать на их поддержку.
Для революционной организации, которая свою освободительную программу
издавна строит на концепции собственных сил, очередное подтверждение этой
действительности не может быть неожиданным ударом. Но нас интересует и вопрос,
какая может быть реакция настроения народных масс в таком случае; не вызовет ли
печальный опыт потерю веры и отступничество? Жизнь уже дала ответ и на этот вопрос.
В политическом сознании и отношении широких масс порабощенных Москвой народов