перевешивает трезвая оценка реальной действительности, а не какие-то собранные
отовсюду спекуляции, как это часто бывает у публичных политиков. Идя за голосом, так
называемого житейского ума, эти народы уже давно сделали трезвую оценку политики
западных стран, их целей и средств. Начиная со Второй мировой войны и раздела Мира
между СССР и Западом на сферы влияния, через все проявления безразличия Запада к
судьбе порабощенных народов и их борьбе, все развитие международной политики
неоднократно подтвердило, что этим народам не следует возлагать свои надежды на
Запад. В политическом сознании этих народов уже нет надежды на спасение или хотя бы
на серьезную поддержку от западных стран. Известно, что за пределы проявления
словесных симпатий и тактически-политических препираний с большевиками, Запад
дальше не пойдет. Поэтому неактивность Запада в случае с Венгрией усилила огорчение
порабощенных Москвой народов западными государствами, но не вызвала
разочарования или отчаяния. А все потому, что политическое внимание этих народов
еще перед тем переключилось с посторонней помощи на собственную борьбу и на
благоприятное развитие событий внутри большевицкой империи.
Доказательство именно такого отношения находим в реакции народов на
события в международной политике. Видим, что международная ситуация – обострение
или примирение противостояния между СССР и западными странами – не имела
серьезного влияния на подъем или спад революционных настроений на
подбольшевицком пространстве. Например, во время наибольшего обострения так
называемой холодной войны и локальных войн в Корее и во Вьетнаме не было ни в
СССР, ни в сателлитных странах каких-либо революционных вспышек. Напротив,
революционные события осени 1956 г. произошли в часы главенства, так называемого
духа Женевы, во время примирительных заигрываний между Западом и СССР, но после
ХХ съезда КПСС и замешательства в коммунистических рядах, вызванного так
называемым курсом десталинизации. Проявления внутреннего кризиса в большевицком
лагере вызывают очень оживленную, спонтанную и массовую реакцию населения в
подбольшевицких странах. Это свидетельствует о том, как подает голос здоровый
политический инстинкт, который ищет единственный путь к освобождению в
собственной революционной борьбе. В этом лежит основная суть психологического
вызревания революции.
В самом коммунистическом лагере замешательство и противоречия не
уменьшаются, а нарастают с каждым разом больше. Как уже было замечено, это
замешательство вызвано, в основном, растущим сопротивлением и давлением
порабощенных народов, дальше – безысходностью, что большевикам посчастливится
когда-нибудь ликвидировать это враждебное отношение. Хрущевская тактика была
рассчитана на серьезное облегчение, на новый идеологический старт коммунизма без
темного прошлого. Тем временем дальнейшие события перечеркнули все эти расчеты и
принудили большевиков на практике показать свою неизменную природу, которую они
хотели замаскировать новой тактикой. Все большие противоречия между словами и
делами, некоординируемые скачки между одной и другой тактиками и безуспешность
всех попыток отыскать доверие и свободное послушание у покоренных народов
увеличивают идеологическую растерянность коммунистической верхушки, что вызывает
дальнейшую утрату политического равновесия.
Кремль ощущает главного противника большевицкого империализма в
непобежденном национализме порабощенных народов. Хотя последнее время наиболее
сильные революционные волнения проявились в так называемых сателлитных странах,
все-таки большевики чувствуют большую угрозу и в революционном национализме
народов в составе СССР, в первую очередь в Украине. Поскольку предыдущий опыт
показал, что одними репрессиями, даже наиболее жестокими, нельзя искоренить
самостийницкие тенденции, Москва пытается разрядить их напряжение дальнейшими
уступками. Это все делается в таком плане, чтобы вызвать впечатление далеко идущего
расширения автономии или как бы советской суверенности союзных республик, чтобы
скрыть колониальную покорность народов Москве, и в то же время удержать и укрепить
главные средства московского господства. Такими пропагандистскими актами
кажущегося расширения прав, так называемых союзных республик, были в последнее
время признание за этими республиками устанавливать свои кодексы уголовного и
административного права по директивам, которые предоставляет Москва, компетенции
устанавливать административное деление, в конце концов, перенесение в республики
некоторых функций хозяйственного планирования. В этих переменах может играть свою
роль необходимость разгрузить доведенный до абсурда советский бюрократический