Перстень царицы Ульяны (СИ)

Начинало темнеть, город постепенно затихал. Ложатся лукошкинцы рано, но уж и встают с петухами. В вечерний сумрак гармонично вплеталось птичье многоголосье. Мы приближались к Червонной площади. Это центральная, самая большая площадь столицы. Здесь собирается народ во время государственных праздников и редких волнений. С одного края площади возвышался за забором четырёхэтажный государев терем, с другого – сиял куполами Никольский собор. Так сказать, с одной стороны власть духовная, с другой – светская. Собор возглавлял епископ Никон. С ним я был едва знаком, да и нужды особой не было, духовные вопросы я предпочитал решать с отцом Кондратом. Венчание Гороха с Лидией Адольфиной проходило именно здесь, я лично присутствовал. Именно из Никольского собора начинались крестные ходы по большим праздникам. Короче, место в религиозном плане значимое, но уж очень шумное. Туда даже туристы совались.

По Червонной площади неспешно прогуливались горожане. Влюблённые пары, молодки под ручку, скучающие стрельцы. Я козырнул знакомым ребятам, и мы с Ягой свернули к калиточке неподалёку от парадных ворот. Я постучал.

- Кто там?

- Милиция.

Калитка немедленно распахнулась. Охрана пропустила нас беспрекословно – это был личный приказ Гороха, отданный им ещё во времена памятного дела о шамаханском заговоре: милицию впускать незамедлительно. Из государевой гвардии я мало кого знал (всё же их я вижу гораздо реже, чем еремеевцев), поэтому отделался дежурным приветствием. Бабка вновь взяла меня под руку, и мы вошли во двор.

Нас ждали. Государь и царица Лидия расположились в углу двора, в беседке, затенённой тремя яблоневыми деревьями. Оно и правильно – такой воздух, зачем сидеть в тереме? Я вновь полной грудью вдохнул пьянящую ароматную свежесть.

- Рад видеть тебя, Никита Иваныч, - Горох встал с лавки и сердечно пожал мне руку. Яга в пояс поклонилась царю, тот кивнул и заботливо препроводил бабку к плетёному креслу с мягкой подушкой. – Располагайтесь, гости дорогие.

Царица Лидия одарила нас немного смущённой улыбкой. По-русски она пока едва говорила, с Горохом общалась на английском, а в нашем присутствии робела. Она моя ровесница и неплохая, в принципе, девчонка, поэтому, не будь между нами языкового барьера, мы вполне стали бы хорошими друзьями. Горох вновь плюхнулся на лавку и крикнул куда-то в сторону, чтоб накрывали на стол. Из терема в беседку немедленно засновали слуги с подносами.

Понемногу вечерело. Над городом полыхал закат, было тепло и уютно, три яблони вокруг беседки шелестели ветвями со свежей, едва проклюнувшейся листвой. В который раз я понял, как сильно люблю этот мир – с его природой, людьми, со всем, что за эти полтора года стало мне невыразимо дорого. И вовсе не в далёком будущем, в коммерческой Москве двадцатого века, а здесь, в полусказочном городе времён царя Гороха, я по-настоящему был на своём месте. Я снял фуражку, расстегнул китель и откинулся на спинку лавки.

- Ну что, милиция, чем порадовать сегодня изволите? – поинтересовался Горох, наливая нам по стакану клюквенного морса из кувшина. – А то у нас тут с утра скука смертная, вроде и хлопотно, а всё ж как-то бесполезно. Бодров-то, слыхал, чай, Ларису свою замуж выдаёт, за благословением приходили.

- Не слыхал, - покачал головой я, - да и откуда? Что-то я не думаю, что Бодров милицию на свадьбу пригласит.

Это верно. Боярин Бодров возглавлял консервативное и агрессивно настроенное к любым переменам крыло боярской думы. Действия этой фракции нередко противоречили здравому смыслу, а то и вовсе напоминали скрытые диверсии, что не раз приводило к нашим с ними конфликтам. Будем честными: я Бодрова терпеть не мог, и это было взаимно. Он больше всех противился созданию при государевом дворе обособленного сыскного подразделения, да и до сих пор не переставал повторять, что милиция – от лукавого, расформировать нас надо и отправить на дальние заставы. Редкой ограниченности ума человек.

Проблема состояла в том, что по знатности рода Бодровы стояли едва ли не первыми после царской династии. К тому же ныне здравствующий боярин – уж не знаю, как он это делал – пользовался безоговорочной поддержкой половины думы, они ему в рот смотрели. Я однажды спросил у Гороха, можно ли хоть как-то ограничить их полномочия, но тот только развёл руками: на боярах вся власть государственная держится. Ни сослать, ни как-то иначе убрать Бодрова было невозможно – сила за ним огромная. Приходилось мириться. Надеюсь, милиция в нашем лице хоть немного помогает нести прогресс в закостенелые умы боярского собрания. Горох-то сам по себе мужик неглупый и для блага страны на многое готовый, а только не один он правит, вынужден на них оглядываться. А бояре у нас – сами знаете.

Нет, есть и нормальные, некоторые даже относятся ко мне с симпатией. Кашкин, например. Таких мало, но спасибо и на этом.