Первая чеченская

Запрашиваю свою базу: «Замена когда?». — «Вам продлевают задачу до 20 января». — «Вы что, с ума сошли?». — «Едой вас Рохлин обеспечит, средства связи мы вам подкинем». — «Не, ребята, так не пойдёт! Народ не сможет до 20-го числа выдержать». — «Проведите комсомольское собрание». — «Я же на месте лучше вижу обстановку, тем более в отряде силы есть!». — «Тогда вам продлеваем срок задачи до 15 января».

Я смотрю — у соседей дизентерия началась. Пошёл на хитрость: «У меня подозрение на дизентерию у бойцов. Лазарет сделать не могу. Больных от остальных изолировать нет возможности. Котёл один, ложки вперемешку, мыть их негде, спирт кончился. Поэтому прогнозирую, что к 10 января у меня все заболеют».

Тут же приходит приказ: срочно эвакуировать! Переспрашиваю: «А как же задача?». — «Решим». Рохлина нашёл, говорю: «Я ухожу, через сутки сюда придёт другая группа». Рохлин: «Да-да, я понимаю… Народ устал». — «Как немного отдохнём, придём. Либо я, либо кто-то из моих офицеров».

С Рохлиным попрощался. Мы сели в машину — и в Моздок. На подъезде к аэродрому собралось много родителей солдат. Они приехали со всей России. Спрашивают нас: «Вы такого-то не видели, такого-то не видели?..».

В разведотделе говорят: «Где больные?». Отвечаю: «Я больной». — «Как?..». — «Душой болею». — «Какой душой? Ты чего!..». — «Да посмотрите на людей: чёрные от усталости…». Но в этот раз меня не наказали. Обошлось…

Вышли мы почти без потерь, только один водитель был ранен. Неожиданно за отсутствие потерь я получил страшный нагоняй от командующего группировкой! Он мне говорит: «Посмотрите, как пехота сражается! Видите, потерь у них сколько!». Я ему объясняю, какой у нас результат. Но каждый остался при своём мнении. (Кстати, скоро его сняли с должности, видимо, за такой подход к делу.)

Отвоевали мы почти без потерь (только один раненый), потому что мне повезло с офицерами. При планировании я всегда старался донести до офицеров одну и ту же мысль: «Думайте, как вам войти туда и как вам оттуда выйти! Всегда думайте о солдате, потому что он вам прикрывает спину и задницу! От того, как он себя поведёт, зависит ваша жизнь. А солдат поведёт себя так, как поведёшь себя ты. Всё связано. Все в одной цепочке. Конечно, где-то в этой цепочке может получиться разрыв. Но я считаю, что произойти это может только по вине командире. Всё зависит от тебя!».

Когда я был ещё капитаном, вычитал в какой-то книжке такие слова: «Командиром считается не тот, кто посылает войска в бой, а тот, кто ведёт бой». По этому принципу сам я всю жизнь и воевал.

Опыт

В основном коллектив в отряде у нас сложился хороший. Народ крепкий был. У нас сейчас модно, вслед за американцами, говорить об афганском и чеченском синдромах. Я считаю, что разные психологи просто на этом материале диссертации защищают. Я лично своих солдат и офицеров до морального и физического истощения не доводил, поэтому никаких таких синдромов у них не наблюдал.

Этот опыт мы получили не сразу. Поначалу, когда шла активная фаза первых боёв в Чечне (это месяца полтора), всем нам было очень трудно. А вот потом методом проб и ошибок мы стали находить решения. Сначала примеряли всё на себя. На солдатах, конечно, опытов не проводили, а вот на командирах групп, командире отряда проводили. И опытным путём вышли на оптимальный режим работы: офицеры полтора месяца на войне, потом на неделю или на десять дней я отправляю их в Ростов, на базу. Они встречаются с семьями, детьми, какие-то проблемы свои решают. Потом возвращаются обратно и воюют ещё полтора месяца. Естественно, не все сразу уезжали, а по графику, каждый в свою очередь. Поэтому перегрузки психологической не происходило. (Иногда слышу, как кто-то говорит: вот, я целых три месяца был на войне! Офицеры из нашей бригады скептически улыбаются на такие слова. Они-то на войне — от звонка до звонка…)

Я сторонник того, что в командировку на выполнение боевых задач отправлять людей надо на полгода. Месяц врастают в обстановку. (Ведь даже если неделю тебя на месте не было, там за это время уже всё изменилось!) Следующие два месяца идёт притирка способов и методов работы. Пик эффективности (а значит — результата) наступает через три месяца. Местность уже изучил, коллектив сработался. Для активной работы это оптимальное время. Потом постепенно приходит не столько физическая, сколько психологическая усталость.

Опасность здесь ещё в том, что человек начинает переоценивать свои возможности. Пошёл результат. И тебе кажется, что ты всё можешь, всё знаешь, никакой противник теперь тебе уже не страшен. А это и есть самое страшное! Именно в этот момент человека надо остановить. Иначе его остановит жизнь… Или смерть…