Первая Государственная дума. От самодержавия к парламентской монархии. 27 апреля – 8 июля 1906 г.

Но если в этом оно было не право, то насколько оно было право по существу! Оно возражало пока только на адрес, который был в этом пункте демагогией и обманом. Уже после адреса, 8 мая, кадеты внесли свой аграрный законопроект, который явно тексту адреса не соответствовал; в нем предполагался и минимум земли, на которую отчуждение не могло распространяться, и признавалось вознаграждение собственнику за отчужденную землю. При этих условиях отчуждение не было отрицанием права на землю, было только едва ли достаточно мотивированным для многоземельной России расширением законного института «отчуждения». Но по требованию левых партий для достижения единогласия кадеты обо всем этом в адресе промолчали; они дали возможность внушать крестьянству, будто собственность помещиков непременно немедленно и безусловно к нему перейдет. Последствия этого обмана были очень понятны. Создавалась погромная атмосфера; для нее существовала почва давно, но Дума ее усиливала. Правительство чувствовало себя обязанным от этого обмана крестьянство предостеречь; оно заявило это слишком решительно и, может быть, резко: «Совет министров считает обязанностью заявить, что разрешение этого вопроса на предположенных Думой началах безусловно недопустимо. Государственная власть не может признавать права частной собственности за одними и в то же время отнимать это право у других; не может государственная власть отрицать вообще права частной собственности на землю, не отрицая одновременно права собственности на всякое другое имущество». Все это слишком «безусловно», слишком элементарно для такого сложного вопроса; но если вспомнить, с какой демагогией министерство боролось и для какой среды оно теперь говорило, обвинять его будет нельзя. Резкость была результатом думской намеренной демагогии перед крестьянством, слишком опасной игры.

Вот впечатление, которое выносится сейчас из ответа правительства; и странно вспомнить, как к нему тогда отнеслись, что по этому поводу писалось и говорилось! Если поставить задачу на конкурс, как могло на подобный адрес, при наличности существовавшей тогда конституции, ответить правительство, более мягкого и благожелательного ответа изобрести невозможно[55].

Но правительство не только отвечало на адрес; оно принесло и свою декларацию и этом установило полезный прецедент, который после уже не нарушался. Думский адрес, в который Дума поторопилась включить совершенно ненужную программу работ, нарушал стройность отношений правительства с Думой; декларация их восстановила.

Любопытно, что такой декларации сначала Государь не хотел; она напоминала, что у нас «конституция». Но он уступил, и, пока существовала Монархия, заседания новой Думы начинались всегда с декларации. В дуалистической конституции она, конечно, имела не то значение, что при парламентаризме. Министерство не нуждалось в одобрении Думы и не могло быть сразу свалено ее отрицательным вотумом. Но декларация все же помогала уяснить отношения. Правительство для законодательной деятельности нуждалось в согласии Думы; было важно заранее знать, на что можно было рассчитывать. Было важно узнать настроение Думы, с которой предстояло работать. Обменяться взглядами и объясниться было полезно обоим. Но «изложение программы», конечно, принадлежало правительству. Декларация была данью, которая им приносилась законодательным учреждениям, была признанием их авторитета и власти. Может быть, потому Государь и предпочитал обойтись без нее. Итак, правительство декларацию представляло, а делом Думы было ее обсуждать.

Благодаря торопливости Думы на этот раз роли переменились. Дума первая программу свою изложила и этим подвергла ее обидному для нее суду министерства. Но министерство само имело право сказать, что оно собирается делать, говоря словами декларации, «наметить в общих чертах свои ближайшие предположения в области законодательства». Эта часть его декларации поневоле вышла лишь дополнительной.

И тем не менее она оказалась содержательнее «исторического адреса» Думы. Декларация отличалась от адреса, как работа специалистов от импровизации самоуверенных дилетантов. Она имела перед адресом уже то преимущество, что была связана около двух главных идей: крестьянского вопроса и преобразования России в соответствии с началами нового строя.