Другая часть декларации министерства имеет в виду те реформы, которые логически следуют за введением «конституции». Думский адрес оказал им больше внимания, чем интересам крестьянства. Правительству осталось к ним присоединиться, обещает содействие их разработке. Это оно и заявляет, но делает к этим предположениям характерные и полезные добавления. Говоря о различного рода «свободах», оно добавляет, что эти свободы рискуют остаться мертвою буквою «без водворения в стране истинных начал законности и порядка», для чего правительство «выдвигает на первую же очередь вопрос о местном суде и устройстве его на таких основаниях, при которых достигалось бы приближение суда к населению, упрощение судебной организации, а также ускорение и удешевление судебного производства. Одновременно с выработанным проектом местного судопроизводства Совет министров внесет в Государственную думу проекты изменения действующих правил относительно гражданской и уголовной ответственности должностных лиц. Проекты эти исходят из той мысли, что сознание святости и ненарушимости закона может укорениться в населении только наряду с уверенностью в невозможности беззаконного нарушения закона не только со стороны обывателей, но и представителей власти».
Правительство в этом было право. Только так можно было от слов перейти к практическому делу. И правительство Думы не обмануло. Оно действительно внесло оба эти закона, и о местном суде, и об ответственности должностных лиц. И характерно: Дума оставила их без движения, не передала даже в комиссию. В этом сказалась разница между политикой жестов и слов и политикой «практических достижений». Общественность еще не научилась идти дальше первой. На ее законодательной работе мы это увидим.
Все это легко объяснить. Конечно, для законодательной деятельности у правительства было несравненно более опыта и возможностей. Думе можно было поставить только в упрек, что она этого не хотела понять, воображала, что она может все сделать сама. Но об этом речь впереди. Сейчас я говорю не об этом.
Глава VII
Заседание 13 мая. Открытый конфликт Думы и власти
Это заседание можно было действительно назвать «историческим»; оно отметило «грань». Дума в нем свою дорогу окончательно избрала[56]; от надежды на соглашение ее с правительством пришлось отказаться. Протянутую ей правительством руку она оттолкнула с такой резкостью, что с тех пор этот путь для нее должен был быть закрыть.
Чтобы в этом убедиться, достаточно перечитать стенограмму этого заседания; таково же было тогда и общее впечатление, зафиксированное в разнообразных памятниках этой эпохи.
Так, трудовик Локоть отмечал 13 мая: «Дума приняла брошенный ей и стране вызов нынешнего правительства и с поразительным единодушием дала ему решительный беспощадный бой. Такого вызова и такого боя, без сомнения, не видала еще ни одна конституционная страна, ни один парламент».
Конечно, такая гипербола не сообразна ни с чем; она поневоле заставляет вспоминать славословия советской общественности по поводу «неслыханных достижений советской России».
Но не менее торжествующе, по существу, писал и Милюков: «Вчера мы пережили еще один исторический день – один из тех дней, которыми отмечаются этапы истории… и принципиальное значение первой встречи народного представительства с безответственным министерством – огромное… День не только был интересен, что оспаривать и не приходится, но, по мнению депутатов, еще оказался большой думской победой»…
«Два мира встретились и померились силами, – говорил он дальше, – и на чьей бы стороне ни оказалось в конце концов преимущество силы физической, морально перевес оказался, бесспорно, на стороне нового мира – народной свободы… Попробовать прочесть народным представителям урок, министерство принуждено было само выслушать строгое наставление от Думы. И Дума оказалась более сильным и серьезным наставником» («Речь», 14 мая).
Итак, не только была перейдена историческая грань, чего отрицать не приходится; попутно с этим была будто бы одержана большая победа. Правда ли это?