Первая Государственная дума. От самодержавия к парламентской монархии. 27 апреля – 8 июля 1906 г.

При всех своих тактических недостатках кадеты были государственной, не революционной партией. Только ради «тактики» в их программе появились инородные тела, которым им были внушены Революцией и которые их существу противоречили. Именно в их программу было внесено и Учредительное собрание, и их аграрный проект. То и другое даже не пункты программы, а единовременные мероприятия; и то и другое – подчинение демагогии.

Конечно, было благодарной задачей сопоставлять богатства крупных землевладельцев с вопиющей крестьянской нищетой и нуждой. Ибо главной причиной этого неравенства было несправедливое отношение государства к крестьянам, заставлявшее крестьян работать и платать за других. И поскольку их нужда вытекала из политики государства и диктовалась эгоизмом привилегированных классов – эту политику надо было изменить радикально. Но из этого вовсе не следовало, чтобы надо было отнимать землю частных владельцев и их «как класс ликвидировать». Зачем же кадеты на это пошли в аграрном вопросе? Ведь социальное неравенство, не менее резкое и возмутительное, существовало и вне землевладения, на фабриках и на заводах. Кадеты понимали, однако, что бороться с этим неравенством надо постепенным развитием социального законодательства, что даже 8-часовой день надо вводить «по возможности»; они не предлагали единовременных мер вроде «национализации» всех предприятий или уничтожения патроната «как класса». И без большевистского опыта они понимали, что в хозяйственном строе «идеальный порядок» нельзя вводить по приказу.

Почему же кадеты это забыли в аграрном вопросе? Вместо социального крестьянского законодательства, они предложили только отобрание земли у частных владельцев, разрушение крупных хозяйств. Ведь это «единовременное отобрание» вопроса совсем не решало. Кадетский проект был только «политическим ходом», плодом сочетания революционной «идеологии» с кадетской «тактикой».

Можно и сейчас встретить энтузиастов кадетской аграрной реформы, которые с торжеством утверждают, будто послевоенная политика Европы их оправдала; сколько стран провели то же «принудительное отчуждение» и с полным успехом.

Вопрос крайне интересен, но слишком сложен, чтобы мимоходом его разбирать; преждевременно говорить о полном успехе. Но как для кадетов это сопоставление характерно!

Представителям идеи «правового порядка» вообще непоследовательно ссылаться на законы и права послевоенного времени; они не пример для подражания. Часто они – отрицание всякого права, кроме «права силы», которая может делать все, что захочет, будь эта сила целое государство или только победивший на время социальный класс. Отрицать эти печальные явления так же бесполезно, как отрицать и «войны» и «революции». Но искать в них уроки для законодательств в мирное время, особенно тогда, когда задачей момента было укрепить в России правовое начало, поставить «право» на место «усмотрения» Самодержавия, значило для либералов «спускать свое знамя».

В послевоенное время в Европе действительно резко усилилась тенденция перехода от крупного землевладения к мелкому. Он пошел ускоренным темпом. В общем, этот процесс естественный и здоровый. Однако опыт уже сейчас заставляет сомневаться в том, чтобы этот процесс был последним. Развитие земледельческих машин требует крупных хозяйств. Удастся ли найти выход из этого противоречия в кооперации мелких хозяйств, или это требование возродить крупное, не коллективное хозяйство – вопрос далекого будущего. Решит его опыт, не теоретики. Но пока проходит только период ликвидации крупных хозяйств.

Для ускорений этого процесса экстраординарных мер, вроде отчуждения, вовсе не нужно. Нигде этот процесс не идет так нормально, как в Англии. И достигается он, главным образом, действием налогового пресса. Оттого у этого процесса там здоровый характер; ликвидация начинается с наименее доходных хозяйств, и переходят эти хозяйства в наиболее предприимчивые или искусные руки.

В России тот же процесс начался давно. Близорукая политика нашей власти ему старалась мешать и крупные хозяйства искусственно охранять. И все-таки этот процесс развивался. Что бы было, если бы политика власти переменилась, стала бы содействовать переходу земель в руки крестьян, воспользовавшись хотя бы прогрессивным налогом? Ведь этим тоже был бы поощрен «естественный отбор»; те крупные хозяйства, которые бы налога оправдать не могли, уходили бы в руки мелких владельцев, непосредственно или через посредство государственных учреждений. А доходные, культурные хозяйства сохранялись бы с пользой для государства.