Первая исповедница

— Сообщив Мерритту все необходимые подробности и рассказав о знаниях говорящей с духами, о которых он, скорее всего, не имел представления, я позволила волшебнику начать работу над проблемой. Я сказала, что все теперь в его руках, и попросила прийти ко мне, когда он будет готов. Он работал несколько недель, и я ни разу его не навещала, предоставив ему свободу в том, что и как создавать. Мерритт ненавидел думать, что ему придется забрать мои глаза, действительно ненавидел, но понимал, что я просила его не ослеплять меня, а дать нечто существенно большее, чем то зрение, с которым родилась. Я просила о зрении, которое мог дать только волшебник-творец.

Магда смотрела на колеблющееся пламя медленно догоравших свечей, пытаясь представить себе свои чувства, если бы она должна была подвергнуться изменению творцом. Она знала от Бараха, когда волшебник изменяет людей, это необратимо. Превращение нельзя отменить.

— В один из дней посыльный принес записку от Мерритта. Он писал, что готов и прибудет в ближайшее время, а также спрашивал, готова ли я. — Исидора сделала глубокий вдох, а затем выдохнула. — Помню, как у меня заколотилось сердце, когда он постучал в мою дверь в тот день. Сердце словно билось о ребра, и каждый удар сопровождался шумом в ушах. Мне пришлось остановиться и схватиться за спинку стула, чтобы справиться с дыханием, и только потом я сумела пойти к двери. Я долго готовилась к тому дню, когда должен прийти Мерритт. Я все перепроверила тысячи раз, пока тянулось ожидание, которое было подобно агонии. Но я знала, что торопить волшебника — последнее, что надо делать. Он был нужен мне, чтобы все получилось. Я помню, как лихорадочно смотрела по сторонам на пути к двери, пытаясь запечатлеть все в памяти, запомнить, как все выглядит. Я старалась запомнить форму глиняной миски на столе, простое кресло, рисунок древесины стола. Моя комната была небольшой, но я переставила часть мебели так, чтобы после того, как не смогу видеть, иметь возможность свободно передвигаться и без проблем находить нужные вещи. Я пыталась учесть все неудобства слепоты, расположить вещи так, чтобы они всегда были под рукой, переместить то, обо что могла запнуться, предусматривая все, до чего смогла додуматься.

Несмотря на все эти приготовления, я была в ужасе. На небольшом тюфяке, служившем мне постелью, лежало несколько платков. Я выбрала их, потому что все они были разного цвета. По какой-то причине цвета для меня были важнее и дороже, чем все остальное. Мне отчаянно хотелось запомнить цвета. Я завязала узлы на конце каждого платка — разное количество узлов для каждого цвета. Один узел на красном платке, два — на коричневом, три — на зеленом, и так далее. Я не знаю, почему это казалось мне важным, ведь я понимала, что все равно больше не смогу видеть цвета, но помню свою панику при мысли, что я могу забыть, как выглядят цвета, солнечный свет, цветы, улыбка ребенка. Думаю, эти платки с узлами на концах были моей связью со всем остальным, были талисманом, напоминающем о цветах... и о многом другом.

Магда почувствовала, как слезы текут по еще щекам и капают с подбородка. Она пыталась представить глаза на месте впалых глазниц Исидоры. Должно быть, говорящая с духами была красивой девушкой с прекрасными большими глазами, отражающими ее прекрасную душу.

— Я схватила эти платки на пути к двери и вцепилась в них с такой силой, словно могла таким образом удержать сам цвет. — Исидора наклонила голову, будто вспоминая эту сцену. — Открыв дверь, я удивилась при виде красных глаз Мерритта. По сей день именно это, а не платок с одним узлом, напоминает мне о красном цвете. Он тихо сказал, что выяснил, как сделать то, чего я хочу, а потом спросил, уверена ли я в своем желании, не переменила ли решения. В ответ я взяла его руку, поцеловала ее и на мгновение прижала к своей щеке, благодаря Мерритта за то, что он собирается сделать. Он кивнул, ничего не сказав. Я радовалась за души умерших, которые надеялась отыскать. Мерритт был несчастен. С собой он принес свернутые в трубку листы бумаги. Когда он разложил их на столе, я увидела на листах чертежи. Мерритт располагал листы в определенном порядке, составляя огромную единую схему. Когда он закончил, я увидела, что он начертил что-то вроде сложного лабиринта со странными символами в различных местах.

— Лабиринт? — Магде удалось задать вопрос, не выдав свои слезы.

Исидора кивнула.