Читаем Первая книга Царств. Поэтическое прочтение полностью

Царь без Церкви Господу не нужен

(Это как без партии Генсек).

Знал бы свой шесток, не сел бы в лужу…

Выберет Господь по сердцу мужа

Быть вождём народа "Лучше всех".


А твоих амбиций не измерить,

Потому тебе доверья нет.

Хоть и царь — невелика потеря,

Выставит тебя Господь за двери,

Повод есть, найдётся и момент».


Самуил пошел с Галгала в Гиву.

С ним осталось лишь шестьсот бойцов

При Сауле. На душе тоскливо

У народа и его комдива.

Не было в округе кузнецов


Наточить мечи. Филистимляне

Запрещали их тогда иметь

У евреев, ведали заранее -

Богоизбранный народ восстанет,

Чтоб землёю собственной владеть


И убрать наместников грузинских.

(Я национальность исказил,

Только это вовсе не описка –

Прецедент абхазо-осетинский

Зрел ещё задолго до грузин).


Всех филистимляне притесняли.

Чтоб простой еврей был без копья

Иль меча, указы им писали –

Промысел кузнечный запрещали,

Не давали, собственно, житья.


Затупился у еврея заступ,

Выщербился сошник — куды бечь?

Собирайся километров за сто,

Объясняй всем со своим кадастром,

Что орал ты не куёшь на меч.


Где АЭС кибуц обогревает,

С целью лишь обогатить уран

В специальный центр еврей катает.

(Чем-то это мне напоминает

То, как США третируют Иран).


В этой ситуации дурацкой

Всё определяет кто мощней,

Бьёт всех по рукам своей указкой.

Потому в момент войны Михмасской

У евреев не было мечей.


У Ионафана и Саула

По мечу нашлось. Пусть не картечь

И не автомат с загнутым дулом,

Чтоб из-за угла оно пульнуло,

Только меч и в Африке он меч.


Но филистимляне то не знали,

Не было тогда у них спецслужб,

Ни жучков подслушиванья в спальне,

Ни своих людей в еврейском стане

В погонялах царскому ослу.


А войска карательные были

Для опустошения земли,

И в своей готовности дебильной,

В порошок стереть народ до пыли,

На Израиль их отряды шли.

Глава 14. С папою сыночку повезло

Запрещает Бог с времён Завета

Проливать чужую кровь и пить.

Попросить бы нам Его при этом

В дополнение ко всем запретам

Портить кровь друг другу запретить…


К переправе МИхмасской (МихмАсской -

Кто б сказал, как правильно прочесть?)

Из передовых филистимлянских

Вышел в ночь отряд не строить глазки,

А смолить жгуты Израиль жечь.


В день один Ионафан Саулов

(Не фамилия, а просто сын

Настоящий, не в кустах нагулян)

Не сказал отцу, что он задумал,

И исчез да так, что след простыл.


В городе никто о нём не знает,

Где он, что он?… Лишь один слуга

С ним оруженосец пребывает.

На каток машиной поливальной

Два героя вышли на врага.


Сам Саул — под деревом граната,

Что в Мигроне Гивы близ, при нём –

Человек шестьсот, его солдаты

(Даже для спецназа маловато,

И с вооружением облом).


Уповать приходится на Бога

Там, где явно не хватает сил.

«In God trust»* тогда царь выбрал слоган.

Клир ему, естественно, в подмогу

Ахию в жрецы определил.


Принц Ионафан, пацан из местных,

В бой пошёл не абы да кабы,

Драку учинил там, где отвесно

Две скалы упёрлись в поднебесье,

Типа Красноярские столбы.


«Мы врагов в расщелине достанем –

Он оруженосцу своему

Говорил — не в поле, не в их стане.

Необрезанных мочить мы станем

Не всей кодлой, а по одному».


Отвечал слуга: «Всё, что на сердце,

Делай господин, при на рожон,

По стене отвесной лезь без лестниц,

На меня ты можешь опереться

И не ошибёшься этажом…»


Принц на то сказал слуге: «Мы к этим

Людям подойдём и на виду

Встанет, будем ждать от них привета.

Интересно, что они ответят,

Как себя с гостями поведут?


Скажут нам они — Стоять на месте,

Сами подойдём с хлеб-солью к вам… –

Разговор один тогда уместен.

Ну, а если завопят все вместе:

— Эй, евреи, поднимитесь к нам! –


Не проявят, стал быть, уваженья

— Мы им униженья не простим,

Вверх продолжим наше продвиженье,

Нанесём неверным пораженье

И в правах их племя ущемим».


Те филистимляне, суть крестьяне –

Хамство вековое во плоти –

Видят ведь, пришли Израильтяне,

Нет, чтоб растопить с дороги баню –

Стали дико прыгать и вопить:


«Поглядите, из ущелий вышли

Все евреи. Что за альпинист

С ними к нам спешит, неровно дышит?

Поднимайтесь к нам, вас встретим дышлом,

Скажем вам привет и спустим вниз».


Не привыкший к обращеньям грубым

Начал восходить Ионафан

Без креплений, даже ледоруба,

Пальцами цепляясь, сжавши зубы,

И отважный как Фанфан-тюльпан.


Бил по головам филистимлян он,

Их оруженосец добивал.

Двадцать человек на той поляне

Полегло тогда, где в день крестьянин

На волах две нормы выполнял.


В их общине и во всём народе

Трепет воцарил — пришла беда.

В том опустошительном походе

От евреев все, мальчишек вроде,

В страхе разбегались, кто куда.


Дрогнула земля. Великий ужас,

Что от Бога, бил меча верней…

Видя, как враги прочь мчатся дружно,

Царь евреев отложил свой ужин,

Начал пересчитывать людей.


Нет Ионафана, стало ясно,

Дело его рук здесь. Царь Саул

Ахию призвал веленьем властным,

Понимая роль жреца прекрасно,

Службу заказать не преминул.


Служба та ещё не завершилась,

А уже среди филистимлян

Пятая колонна объявилась

Из евреев, что при них служила

И свои имела шекеля.


К воинам спецназовцам Саула,

Стоило момент лишь улучить,

Все порабощённые примкнули.

Но среди восторженного гула

От чужих своих не отличить.


Много полегло в неразберихе

(Нет, чтоб всем фамилии узнать

До того, как бить друг друга лихо)…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза
Страна Муравия (поэма и стихотворения)
Страна Муравия (поэма и стихотворения)

Твардовский обладал абсолютным гражданским слухом и художественными возможностями отобразить свою эпоху в литературе. Он прошел путь от человека, полностью доверявшего существующему строю, до поэта, который не мог мириться с разрушительными тенденциями в обществе.В книгу входят поэма "Страна Муравия"(1934 — 1936), после выхода которой к Твардовскому пришла слава, и стихотворения из цикла "Сельская хроника", тематически примыкающие к поэме, а также статья А. Твардовского "О "Стране Муравии". Поэма посвящена коллективизации, сложному пути крестьянина к новому укладу жизни. Муравия представляется страной мужицкого, хуторского собственнического счастья в противоположность колхозу, где человек, будто бы, лишен "независимости", "самостоятельности", где "всех стригут под один гребешок", как это внушали среднему крестьянину в первые годы коллективизации враждебные ей люди кулаки и подкулачники. В центре поэмы — рядовой крестьянин Никита Моргунок. В нем глубока и сильна любовь к труду, к родной земле, но в то же время он еще в тисках собственнических предрассудков — он стремится стать самостоятельным «хозяином», его еще пугает колхозная жизнь, он боится потерять нажитое тяжелым трудом немудреное свое благополучие. Возвращение Моргунка, убедившегося на фактах новой действительности, что нет и не может быть хорошей жизни вне колхоза, придало наименованию "Страна Муравия" уже новый смысл — Муравия как та "страна", та колхозная счастливая жизнь, которую герой обретает в результате своих поисков.

Александр Трифонович Твардовский

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия