Читаем Первая книга Царств. Поэтическое прочтение полностью

Глава 15. Слишком много в Саваофе человечьего

Тот, кто вдохновлял писавшего жреца,

Восхвалять себя вменил за правило.

В то, что сам он безупречен до конца,

Доказательств это, правда, не прибавило.


И сказал царю Саулу Самуил:

«К власти ты пришёл путём нехоженым.

Сам Господь тебя с ладони накормил,

А теперь и ты послушай гласа Божьего.


Говорил мне тут намедни Саваоф:

Вспомнил Я Амалика бандитского,

Как сынов Моих он не пустил под кров

И хотел сорвать Исход с земли Египетской.


Как Я раньше про него забыл? …Изволь,

Разобраться с этой шельмой меченой.

Истреби народ тот, вырежи под ноль,

Чтоб историкам и вспомнить было нечего.


Порази, сожги, убей. Всё, что найдёшь,

Не бери с собой, предай заклятию,

До мальца грудного этнос уничтожь,

Скот определи под нож, а не к изъятию.


Не давай пощады, всех предай мечу,

«Не убий» запрет с тебя снимаю я.

С мародёрством только никаких причуд,

Кто ослушается — к смерти, за компанию».


Вот такой священник слышал Божий глас.

Царь Саул, как дело неотложное,

Торопился этот выполнить приказ,

Не хотел среди своих прослыть безбожником.


Двести тысяч царь собрал Израильтян.

Десять тысяч от Иуды клана в них

Объявилось от души накостылять

Всем, кого Господь определил к закланию.


До Амаликова города дошёл

Царь Саул, в долине встал с засадою,

Вроде спрятался, как страус, хорошо.

Кинеянами лишь царь был раздосадован.


Взяв на бойню у священника подряд,

Царь Саул столкнулся с огорчением –

Нацменьшинства бить всех прочих не хотят,

Кинеяне были в том не исключение.


Благосклонность много ранее они

Проявили к ордам многотысячным,

Из Египта быстро драпавшим в те дни,

Обобравши египтян до неприличия.


В благодарность за прошедшее Саул

Отделил их из среды Амалика,

Кинеянам дал спастись, чем подчеркнул,

Что возмездие не сходка криминальная,


Здесь не тронут тех, кто вовсе ни при чём…

Без кошмаров и «кровавых мальчиков»

Израиль всех поразил своим мечом,

Одного лишь не убил царя амаликов.


Пощадил тогда Агагу Израиль,

Вопреки заклятью взял живёхоньким,

Племенной скот скотовод наш не валил,

А за Иордан гнал, только плохоньких


Маловажных убивал… Что до людей –

Черепа тогда у них не мерили.

Про евгенику не знал ещё еврей

И селекцию вёл из благих намерений –


Всех тогда от старичка до грудничка,

До кормящих матерей в истерике

Перебил… Подобное через века

Повторится и в Европе, и в Америке.


Но того, что учинил тогда вандал –

Скот не истребил, а интернировал –

Было мало тем, кто заказал тот бал.

Зря заклятие Саул проигнорировал.


Ведь не выполнивших до конца приказ

Не прощают высшие начальники.

Знал об этом Самуил и даже глаз

Не сомкнул, молился Богу опечаленный,


От Саула отвести удар хотел.

Но пришла депеша со значением:

С выбором царя Господь не преуспел

И жалеет о подобном назначении.


Самуил, не спавши, с буллою идёт

До царя Саула утром раненько

И от первых встречных новость узнаёт –

Царь себе уже успел поставить памятник.


«Захватил царя амаликов я в плен –

Говорил Саул, жреца встречающий –

Ты у Господа, отец, благословен,

Я же волю Божью в дело воплощающий».


Но услышал царь — какого, мол, рожна

Слышу я вокруг мычанье, блеянье?

Где заклятие, то там стоять должна

Гробовая тишина и запах тления.


Царь-еврей, взошедший на престол,

Выйдет из любого положения –

Дабы алчность скрыть, монарший произвол

Он представит будто Господу служение.


На упрёк в непослушанье Самуил

Слышит отговорку сумасбродную:

«Собран скот здесь тот, что воины мои

Не убили с целью очень благородною.


Господу мы жертву принесём

Из отборного, убив всё прочее…»

Разблюдовку не согласовав с жрецом,

Царь Саул опять превысил полномочия.


Самуил сказал Саулу, кто есть кто,

Дал царю понять, что хоть назначен он

Самодержцем, а не просто Главскотом,

Всё здесь схвачено и хорошо оплачено.


Жрец ругал ослушника, точно штабной,

В соответствии с армейской практикой,

Отчитал героя, выигравшего бой,

За манёвр и нарушенье общей тактики:


«Мнение твоё пред волей Божьей — пшик,

Сострадание — уловка от лукавого,

Будь ты десять раз крутой мужик,

А приказ не обсуждать возьми за правило.


Было сказано тебе — воюй доколь

Всех не уничтожишь, в ком дыхание.

Выполнять все предписания изволь,

Не манкируя подпункты про заклание.


Не для туш разделки выдан тебе меч.

Где приказ — какие есть сомнения?

Послушанье — круче, чем скотину жечь.

Жертв любых нужней для нас повиновение.


Ибо непокорность есть такой же грех

Как и волшебство или гадание.

Слово Господа, что ты Саул отверг, –

Преступление твоё без оправдания.


Оказался недостаточно суров

Ты для бойни, действия сакрального.

Отвернулся от тебя наш Саваоф

И не быть тебе царём впредь над Израилем».


Не был бяшей на закланье царь Саул,

Ставил выше всех своё лишь мнение,

Но в какой бы рог евреев он ни гнул,

Перед клиром объяснялся тем не менее.


«Испугался я в тот час людей своих,

Голоса послушался их алчного.

Двести тысяч было там бойцов одних

И гроша за их геройство не заплачено,


Задарма всех порубить одним гуртом

Было бы совсем без интереса им.

Откупиться жертвой вздумал я, скотом

Богу божье дать, а кесарево Кесарю.


Поклонюсь с тобой я Богу твоему,

Пусть отпустит мне грехи вчерашние…»

(Не могу понять — про Бога почему

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза
Страна Муравия (поэма и стихотворения)
Страна Муравия (поэма и стихотворения)

Твардовский обладал абсолютным гражданским слухом и художественными возможностями отобразить свою эпоху в литературе. Он прошел путь от человека, полностью доверявшего существующему строю, до поэта, который не мог мириться с разрушительными тенденциями в обществе.В книгу входят поэма "Страна Муравия"(1934 — 1936), после выхода которой к Твардовскому пришла слава, и стихотворения из цикла "Сельская хроника", тематически примыкающие к поэме, а также статья А. Твардовского "О "Стране Муравии". Поэма посвящена коллективизации, сложному пути крестьянина к новому укладу жизни. Муравия представляется страной мужицкого, хуторского собственнического счастья в противоположность колхозу, где человек, будто бы, лишен "независимости", "самостоятельности", где "всех стригут под один гребешок", как это внушали среднему крестьянину в первые годы коллективизации враждебные ей люди кулаки и подкулачники. В центре поэмы — рядовой крестьянин Никита Моргунок. В нем глубока и сильна любовь к труду, к родной земле, но в то же время он еще в тисках собственнических предрассудков — он стремится стать самостоятельным «хозяином», его еще пугает колхозная жизнь, он боится потерять нажитое тяжелым трудом немудреное свое благополучие. Возвращение Моргунка, убедившегося на фактах новой действительности, что нет и не может быть хорошей жизни вне колхоза, придало наименованию "Страна Муравия" уже новый смысл — Муравия как та "страна", та колхозная счастливая жизнь, которую герой обретает в результате своих поисков.

Александр Трифонович Твардовский

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия