Читаем Первая книга Царств. Поэтическое прочтение полностью

Всех сметённых тем победным вихрем

Люди хоронили допоздна.


Те же, что скрывались в катакомбах

В карстах при Ефремовой горе,

Про филистимлян узнав подробно,

Что разбит поработитель злобный,

Вышли мир очистить от угрей,


То есть так врагу начистить рыло,

Чтоб светилось лужей на дворе…

Десять тысяч тех повстанцев было.

Дело это всё происходило

Прямо на Ефремовой горе,


Где камней наваленные груды.

Ноги сбил и крайне подустал

Люд, филистимлян ловил покуда.

А Саул (довольно безрассудно)

Свой народ заклятием связал:


«Хлеб не есть, не отомщу доколе

Я врагу, причине наших бед.

Кто ослушается — будет проклят…»

И послушные, как дети в школе,

Люди выполняли тот запрет,


Не вкусили пищи, убоявшись

После смерти пребывать в огне,

Проклинать проступок свой вчерашний.

Лишь Ионафан, про то не знавший,

На себя накликал Божий гнев.


Всё в глазах от голода темнело,

А народ говел, как будто пост.

Ноги волочили еле-еле

Воины до вечера не ели.

Даже мёд им пользы не принёс,


Что нашли в лесу они некстати.

Лишь Ионафан не преминул

Сладким оскверниться на закате -

Как отца не слышавший заклятье

Палку в соты с мёдом обмакнул,


Облизнул, и сразу просветлели

От калорий воина глаза.

Так сказал: «Смутил отец мой землю.

Что за воин — еле душа в теле?

Без снабженья бой вести нельзя.


Не поставил полевые кухни

Мой отец, как будто невдомёк –

Раздавили б мы врага как муху,

Если бы взамен Святого духа

Выдан был бойцам сухой паёк.


При таких словах, с такой поддержкой

(То ж Ионафан, наследный принц

Говорит и ест, сам не безгрешен)

Кинулся народ всё грабить спешно,

Брать овец, волов, телят, телиц.


Свежевали на земле и ели

Прямо с кровью… Рвать живую плоть,

Чтобы люди слишком не зверели,

С кровожадности не сатанели,

Запретил подобное Господь.


(Запрещает Бог с времён Завета

Проливать чужую кровь и пить.

Попросить бы нам Его при этом

В дополнение ко всем запретам

Портить кровь друг другу запретить).


Может быть, с подобной целью тайной

Царь Саул свой жертвенник воздвиг

Первый в жизни и огромный камень

Возложить велел при основанье,

Дабы знали все — Господь велик.


Приказал народу: «Пусть приводит

Каждый своего вола, овец,

Что награбил у врага в походе,

Колет живность прямо на проходе,

Кровь сливает и от пуза ест.


Только не грешите, жадно с кровью,

Не прожарив (это ж не бифштекс),

Вы не ешьте — не случится кори,

Ни другой от несваренья хвори,

Обойдётесь вовсе без аптек».


Люди скот кололи, ели ночью.

Задал жрец Всевышнему вопрос –

Бить врага даёт ли полномочья?

А Господь им отвечать не хочет,

Получил, я думаю, донос


О пренебрежении Заветом.

Бьёт Саул немедленно в набат –

Приказал чинам из контрразведки

(Под угрозой сдёрнуть эполеты)

Разузнать, кто в скверне виноват


И на ком грех хуже чем измена.

Так сказал: «Ионафан, сын мой

Если согрешил первостепенный

Наш герой — умрёт он непременно,

Ибо Бог лишь властен надо мной».


Ждал ответа царь, как с неба манну…

Кто виновен так и не узнав,

Всем сказал Саул: «Я с сыном встану

В стороне. Пусть жребий без обмана

Нас рассудит, кто из нас неправ –


Я ли, наложив на всех заклятье

До победы крошки не брать в рот,

Не разбив филистимлян проклятых -

Иль народ от крови в бурых пятнах,

Перебивший с голода весь скот».


Знамение дал Бог в одночасье.

Что за знак? Да кто его поймёт…

Интересно завершился кастинг.

Редкий случай здесь случился — с властью

В споре оказался прав народ.


Сын Ионафан с Саулом папой

Оказались здесь уличены –

Царь своих врагов хотел нахрапом

Без обеда всех накрыть как шляпой,

А бойцы питаться не должны.


А другой заклятие нарушил –

Сам наелся, тем пример дурной

Поцелуем он послал воздушным

Всем потенциально непослушным

Власти и религии любой.


И сказал Саул: «Бросайте жребий

Меж Ионафаном и царём,

Закажите у жреца молебен.

Пусть один окажется на небе,

Чем мы оба в горечи умрём.


Кто виновней по преступной сути –

Кто давал иль кто не выполнял

То заклятье, жребий пусть рассудит…»

Да не будет так! — сказали люди –

Но Саул на этом настоял.


На Ионафана жребий выпал.

Рассказал, как меньше чем на треть

Он наелся, медовухи выпил.

С этим мёдом, скажем прямо, влип он

И сегодня должен умереть –


Так решил Саул во имя веры,

Власти вертикали. Но народ

Выручил кого любил без меры

За спасение от изуверов

И сказал — Такое не пройдёт!


Даже царь героя не отнимет –

Он теперь стране принадлежит,

Ибо с Богом действовал он ныне…

Царь запрет нарушившего сына

За заклятье жизни не лишит.


Царь Саул послушался народа

Не с того, что был он демократ

Иль на казни не приспела мода –

Просто прочие цари-уроды

Донимали Израиль стократ.


То моавы, то аммонитяне,

Нападали, вылез Амалик

(Битый по Писанью много ране.

Видно не убит он был, а ранен,

Иль однофамилец здесь возник).


То филистимляне недобитки

Возвращались скопом в города,

Якобы забрать свои пожитки

(Нет, чтоб им семейства на кибитки

Посадить да сгинуть навсегда).


Всех тогда Саул молол как Молох,

Счастие народное ковал

Как кузнец, заботлив был как конюх.

Каждый человек тогда был дорог

И весьма из тех, кто воевал.


Сильного, воинственного крайне

Царь к себе в спецназ брал под крыло.

Что Ионафан был не в изгнанье,

И не вздёрнут за непослушанье,

С папою сыночку повезло.


* In God trust — Вера в Бога

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза
Страна Муравия (поэма и стихотворения)
Страна Муравия (поэма и стихотворения)

Твардовский обладал абсолютным гражданским слухом и художественными возможностями отобразить свою эпоху в литературе. Он прошел путь от человека, полностью доверявшего существующему строю, до поэта, который не мог мириться с разрушительными тенденциями в обществе.В книгу входят поэма "Страна Муравия"(1934 — 1936), после выхода которой к Твардовскому пришла слава, и стихотворения из цикла "Сельская хроника", тематически примыкающие к поэме, а также статья А. Твардовского "О "Стране Муравии". Поэма посвящена коллективизации, сложному пути крестьянина к новому укладу жизни. Муравия представляется страной мужицкого, хуторского собственнического счастья в противоположность колхозу, где человек, будто бы, лишен "независимости", "самостоятельности", где "всех стригут под один гребешок", как это внушали среднему крестьянину в первые годы коллективизации враждебные ей люди кулаки и подкулачники. В центре поэмы — рядовой крестьянин Никита Моргунок. В нем глубока и сильна любовь к труду, к родной земле, но в то же время он еще в тисках собственнических предрассудков — он стремится стать самостоятельным «хозяином», его еще пугает колхозная жизнь, он боится потерять нажитое тяжелым трудом немудреное свое благополучие. Возвращение Моргунка, убедившегося на фактах новой действительности, что нет и не может быть хорошей жизни вне колхоза, придало наименованию "Страна Муравия" уже новый смысл — Муравия как та "страна", та колхозная счастливая жизнь, которую герой обретает в результате своих поисков.

Александр Трифонович Твардовский

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия