Первая леди для Президента

На ее нежном плече отпечатки моих пальцев. Я не был нежен…не мог и не хотел. Голодный до озверения человек не станет культурно накалывать вилкой изысканное и самое вкусное блюдо, он вопьется в него пальцами, и будет рвать на куски, и глотать в блаженном упоении так, чтоб текло по подбородку и рукам, так, чтоб рычать и стонать от удовольствия. Так и я стонал и рычал, поглощая тебя…мой морской прибой с запахом соленых слез и упоительно теплого песка твоего тела. Моя Марина. Приоткрыла глаза и потянулась губами к моим губам, и я схватил ее за плечи и опрокинул обратно на кровать. Она еще не знает, что встреч не будет…что это одна единственная, и она дорогого мне стоила. Я знаю, что она заплатила деньгами…но на самом деле все это решали далеко не деньги.

– Ты…будешь скучать по мне, Марина?

Уткнулся носом в ее шикарные волосы и с наслаждением втянул их насыщенный запах. Она замирает от того, что я делаю, и мне уже наплевать, что я слишком открыт для нее, наплевать, что она понимает, насколько я обезумел и одержим ею.

Я целую ее виски, ее прикрытые веки и вижу, как покрывается румянцем нежная кожа. Охренеть… я ведь трахал ее несколько часов подряд. Она кончала от моего члена, от моих пальцев, от моего языка. Она кончала так много и так остро, что я уже не считал все эти разы, жадно отбирая у нее болезненное наслаждение, и сейчас краснеет, когда я просто целую ее глаза.

– Я приду к тебе снова…я буду приходить столько, сколько смогу, и туда…за стену. Я не хочу больше скучать по тебе. Я так устала от этой тоски…

И эти откровения заставляют меня ощутить жжение в склерах, вместе с желанием сдавить ее руками и впечатать в себя так, чтобы она не видела, как исказилось мое лицо.

– У нас не будет больше встреч, Марина…здесь не то место, где я могу делать все, что захочу. Времена сильно изменились. Возможно, это свидание первое и последнее.

Напряглась, и я это напряжение ощутил всем своим телом. Слишком хорошо сейчас нам обоим, чтобы это повторилось и длилось долго. Дьяволу слишком скучно давать нам с тобой столько минут наслаждаться…надо погрузить нас в пучину ада.

Провел по ее ключицам кончиками пальцев, очертил подбородок, скулу, зарылся пятерней в волосы.

– Почему?

– Потому что я теперь простой зэк, а ты девочка по имени Никто. И всем насрать на то, что мы хотим видеть друг друга. Здесь закон не переступишь даже деньгами.

– У меня есть… я могу платить, я…

– Тсссс…ты можешь, я знаю. Но их больше не возьмут…

От меня хотят совсем другого, и я не могу им этого дать, потому что еб*ные связные просто исчезли, и ни одна живая душа не выходит со мной на связь. А на мозг давит Дед и хочет от меня то, что я пообещал ему дать… и скорее всего, не дам.

Я стараюсь не смотреть на то, как одеяло сползло с ее плеча, зацепилось за острый малиновый сосок, истерзанный мною и так манящий искусать его снова, взять в рот и жадно сосать, ударяя по нему языком. Хочется снова взять ее, четвертый раз за эти восемь часов, и это мой гребаный рекорд за всю жизнь. Даже сраным зеленым подростком я не трахался так много, и мой член не стоял настолько железно, как сейчас.

Но… я сейчас хотел совсем другого. Я хотел не только иметь ее тело, я хотел проникнуть в ее душу, я хотел обхватить ее своими пальцами и касаться ее впервые так, как никогда не касался. Потому что я еще никогда не ощущал себя…да, б*ядь, я никогда не ощущал себя настолько любимым. Именно ею. Именно той, за чью любовь я продал бы душу дьяволу трижды.

Она все еще напряжена, и ее руки перехватили мои, сжимают запястья тонкими пальцами.

– Почему не возьмут…почему…

– Потому что не всегда и не все решают деньги, девочка.

Я сел на кровати и отвел взгляд от нее, чтобы не смотреть на силуэт голого тела под простыней.

– Оплата совсем иная…

– Какая?

– Иная. Я не уверен, что смогу эту цену заплатить.

– И…и никто не может помочь?

А она поумнела, моя малышка. Поумнела, выросла и изменилась. Теперь ее красота стала женственной, не угловатой, а сочной, яркой. В висках пульсирует адское желание отыметь ее снова.

– Помощь – это теперь почти такая же роскошь, как и наша с тобой прошлая жизнь.

И мне до безумия нравится видеть, как она взволнована, как отражается в ее глазах боль и тоска от возможной разлуки со мной. Потому что ОНА МЕНЯ ЛЮБИТ. Да, по-настоящему любит, иначе какого хера было переться в такую даль и тащить за собой нашего сына и моих дочерей. Б*ядь! Я их даже не увидел и не знаю, увижу ли я их снова.

– Мой сын…на кого он сейчас похож? Он, наверное, так вырос?

– На тебя…он все еще похож на тебя, Айсберг.

Дурацкое имя. Она дала мне его, и я помню, как тогда смеялся… а сейчас я наслаждался тем, как оно звучит в ее устах.

– Что он уже умеет делать?

– Собирать конструктор, говорить: «Мама», «Няня» и «Лила» – это Аня и Лиза. Играть в мячик, баловаться с водой и ненавидеть купаться.

– Мой сын грязнуля?

– Он любит мыть ручки, но боится душа и мыть голову.

– Балуешь его, да?

– Его все балуют. Он один среди женщин.