Первая леди для Президента

Сегодня День Рождения у Лизы. Мы соберемся за праздничным столом, Лариса испечет пирог, Валя сделает фирменное заливное. И я должна буду выйти к ним, должна буду улыбаться, притворяться, пытаться жить дальше.

Лариса Николаевна взяла меня за руку и вдруг замерла…большой палец нащупал множественные порезы у сгиба локтя. Она посмотрела на меня через зеркало, а я отвела взгляд, успев перехватить выражение боли на ее лице. Непонимания – почему.

– Смерть – это не конец, Марина. Смерть – это разлука. ЕЕ нужно вытерпеть, к ней со временем привыкаешь. Любимые продолжают жить в нашем сердце, разуме, воспоминаниях. Но причиняя себе боль, мы причиняем ее и им…

– Иногда физическая очень умело глушит душевную…

– Тебе надо пойти к психологу.

– Мне ничего не надо. Я справляюсь.

– В таком состоянии невозможно вынашивать малыша. Подумай хотя бы о нем.

– Только о нем и думаю. Если бы не он…

– Но у тебя есть еще дети.

– Я знаю… знаю…просто иногда боль настолько невыносима, что я не могу терпеть.

– А если Лиза увидит вот это? Или Аня!

Ткнула пальцем в изрезанную руку.

– Это же пример девочкам. Это…

– Это возможность не сойти с ума. Прошу тебя, не надо сейчас. Ладно? У нас праздник, и пусть девочки ничего не почувствуют.

– Угу…совсем ничего. Особенно если учесть, что ты в черном каждый день и никогда не снимаешь платок. Хотя бы сегодня оделась бы по-другому.

– Какая разница, в чем я? Главное, что это я и что я рядом с ней в такой день.

– Марина…да, мужчину терять больно, но ребенка терять еще больнее. Когда теряешь часть себя, свою кровь и плоть…то, что растил и лелеял. Я прошла через это. Прошла и выстояла. Ради моей дочери. Потому что она не хотела бы видеть меня мертвой. Отпусти его…дай ему уйти.

– Нет, – отрицательно качнула головой, – не отпущу. Пока я жива, я буду крепко держать его рядом. И если у него не выйдет попасть ни в рай, ни в ад, пусть застрянет между мирами. Пусть ходит там и сводит меня с ума.

– Ты терзаешь его душу. Чем сильнее мы скорбим, тем тяжелее душе на том свете.

– Пусть его душа обливается кровью, как и моя! Это он сделал с нами! Он! Зачем было бежать? Зачем было так рисковать? Можно было…можно было там. Нам бы дали видеться, он бы увидел детей. Пусть не каждый день и даже не каждый месяц. Но видел бы! Мы бы оба были живы. А так он похоронил и себя, и меня!

– Ты терзаешь его прах…это эгоистично.

– Эгоистично?

Я засмеялась. Разве мы не говорим о человеке, который вернул смертную казнь? Или не говорим о человеке, который подписывал приказы, после которых умирали сотни, а то и тысячи. Мы говорим о самом дьяволе на земле. О человеке с такими возможностями, которые есть только у самых высших существ…

– Посмотри, на кого ты похожа? Скелет, обтянутый кожей. Бледный, немощный. Из-за твоей худобы даже живот не видно. Какой вес будет у младенца?

– Нормальный. Я бываю на проверках, и с ребенком все в порядке.

– Ты даже не узнаешь, кто это – девочка или мальчик!

– Зачем? Мне все равно. Главное – это его ребенок…Все, хватит причесок.

Собрала волосы на затылке в узел, снова надела платок, пряча под него непослушные пряди.

– Льдинка сегодня целый день требует маму, я к нему. Надо одеть красавчика на праздник.

Мое любимое утешение, мой стимул просыпаться и жить дальше, мое лекарство в секунды, когда совсем невмоготу. Когда смотрю на сына, ощущаю вот это покалывание вдоль позвоночника и понимание, что не имею права сдаваться. Не имею права. Айсберг оставил мне наследство, притом такое, которое отнимает возможность выбора.

Лизе подарила часы. Специально ездили за ними в город, помог какой-то знакомый Вали, достал крутые часики. Конечно, не такие, как она могла бы купить, будь дочерью президента, но и намного круче, чем могли бы себе позволить ее сверстники в этом захолустье. Часы коннектились с ее смартфоном и выполняли очень много функций.

За столом собрался почти весь дом, вся коммуналка столпилась в коридоре, где поставили огромный длинный стол, а попросту соединили столы из всех квартир, накрыли скатертями и выставили салаты, варенную картошку, селедку и даже свинину, и сало. Кто-то притащил консервацию. Лиза сияла и улыбалась…я заметила, как она поглядывает на соседского мальчишку лет семнадцати. С бандитской физиономией, бритым затылком и с серьгой в ухе. Сын Станиславы Аркадьевны и…известного вора, по кличке Сокол. Анечка играет с новой куклой…а я смотрю на весь этот стол и почему-то думаю о том, что была бы счастлива, если бы Петя сейчас оказался здесь вместе с нами. Вот так просто сидел за столом, отмечал день рождения дочери, переживал, что ей нравится бандит Ромка Ферст, и пил вместе с мужиками самогонку.

Встала из-за стола и пошла в сторону кухни принести еще компота из сухофруктов. В тишине стало еще больнее, еще больше загорчило и, кажется, даже пересохло в горле. Выдохнула и подошла к окну. Уже давно нет снега. Первый месяц лета, везде зелено, пахнет цветами и лесом. А у меня внутри все равно зима. Я так и осталась в том снегу, пальцы так и не отогрелись после того, как наткнулись на холодное тело.