Первая научная история войны 1812 года

Сегодня я могу условно выделить ряд промежуточных стратегических и тактических «планов»: в 1810–1811 гг. — наступление в Европе (до победного конца); затем наступление с возможным переходом одной из армий в тактическое отступление (но лишь в приграничных районах) — и наступлением силами второй армии во фланг и тыл неприятеля (рубеж 1811–1812 г. и весна 1812 г.). Далее мы можем различить попытки скомбинировать или видоизменить последний план (с неглубоким отступлением и действием частью сил во фланг армии Наполеона). По всей видимости, многие из письменных документов обо всем вышеперечисленном были намеренно уничтожены еще царским правительством, чтобы не оставить следов даже не столько агрессивных планов, сколько позорного их провала (за которым последовала гибель собственности помещиков и горожан). В тех же бумагах, очевидно, были и иносказательные следы приказов о поджогах украинских городов в 1811 г., и значительная информация о подкупах чиновников, о шпионах и диверсантах в Европе. Но, скорее всего, главные концептуальные и, по сути, преступные приказы Александр отдавал только устно и отчасти невнятно (предполагаю, в этом жанре у него есть актуальные последователи).

Наконец, в русской ставке наступило состояние ступора (с приступами ажитации и истероидности) и выжидания (май, июнь 1812 г.) — за которым последовало лихорадочное бегство до единственной из зацепок, которая была подготовлена ранее: до Дрисского лагеря. Но когда армия туда вошла, стало очевидно, что нахождение в нем гибельно — и позорное бегство продолжилось. По ходу дела ослабленная Вторая Западная армия оказалась совершенно отрезанной, и никто не понимал, что она в ее нынешнем числе и дислокации может предпринять. Далее начался полный хаос, когда все зависело исключительно от воли наступающего Наполеона. Хаос усугублялся тем, что у русских не было единого командующего (а номинальный — сбежал), Барклай и Багратион не любили и не уважали друг друга, усилились интриги в штабе, солдаты тысячами стали уходить в мародеры и т. д. Таким образом, практически никакой интеллектуальной заслуги русских генералов в борьбе с Наполеоном на деле не обнаруживается.

И, наконец, я процитирую документ (хранится в: РГВИА. Ф. 1292. Оп. 1. Д. 220. Л. 25об), который вносит полную ясность — однако на него мои коллеги почему-то не обращают внимания. Уже по итогам войны сам император Александр сказал М.Б. Барклаю де Толли буквально следующее (о намерениях в мае — июне 1812 г.): «Тут надобно заметить, что до начала войны отступление наше кажется не предвиделось далее Двины и не к Смоленску, почему за оною рекою мало было готовых магазинов, коих и не можно и не должно иметь везде».

Таким образом, далее того же Дрисского лагеря отступательный маневр (при, напомню, наступательном действии Второй армии) точно не планировался даже в канун кампании: все последующие события — результат военных побед Наполеона и бездарности русских армейцев.

И все же я должен заявить еще об одном тезисе, с моей точки зрения, весьма очевидном, но никем пока не замеченном. Вызывает удивление и одновременно заставляет сделать вывод о недостаточной профессиональной состоятельности (усугубленной присутствием странно себя ведущего царя) русских генералов то, что они не решились нанести удар хотя бы просто во время длительной переправы наполеоновских корпусов через Неман! Ведь разведка была налажена эффективно, все направления готовых к переправе войск были заранее известны. В этом случае русские могли бы иметь в каждом конкретном пункте двукратное, а то и трехкратное превосходство в силе! Полагаю, что сам Бонапарт именно так бы на месте противника и поступил! Кроме того, на стороне российских армейцев был рельеф местности, опорные пункты (уже занимаемые ими городки и селения), а также физическое и моральное состояние войск: солдаты Наполеона были измождены переходами (а русские месяцами отдыхали в лагере на границе) и плохим питанием. Добавьте к этому боевой раж русских (который затем сник после долгого бегства) и эффект неожиданности. Великая армия могла понести большие потери — возможно, даже остановить вторжение. Но ничего подобного произведено не было.

VII