Первая научная история войны 1812 года

В отличие от русской стороны, где тяжелораненых было на порядок больше (и основной процент из них или оставили без попечения — или затем просто заживо сожгли свои же в Москве!), несколько тысяч французских раненых совсем скоро вернулись в строй. Также следует упомянуть, что процесс уточнения численности потерь обеих сторон будет еще долго продолжаться, но а) авторы точно не смогут внести принципиальных изменений в итоговые цифры, б) в связи с упомянутой диалектикой состояния раненых — точных цифр (до одного человека) мы никогда не узнаем (однако для сравнительного аналитического вывода /а это главное/ подобное и необязательно).

Итак, имея больше войск, Кутузов потерял минимум 53 тысячи человек — против 22 тыс. чел. у наступающих на русские укрепления французов (даже если принять без проверки и анализа исходные данные П.П. Денье в 28 тыс. чел., суть не меняется). При этом практически все эти 53 тыс. чел. с русской стороны следует считать в графе «убитые» (ибо большинство раненых погибнет при сожжении русскими Москвы). На основе объективных архивных документов мы получили лишь новый аргумент в пользу вывода о серьезном поражении русской армии. Урон армии Наполеона был значителен, но сообразен (и даже мал) сложности задачи и дискомфорту общего контекста кампании.

Продолжим анализ итогов битвы. Многие русские военные, оставившие нам письменные свидетельства, признали Бородино поражением своей армии — и победой Наполеона. Среди них, к примеру, храбрый и принципиальный А.П. Ермолов, заявивший: «неприятель одержал победу».²⁹⁷ Вскоре после боя адъютант Владимира Ивановича Левенштерна (1777–1858) офицер Фадеев писал А.Д. Бестужеву-Рюмину «Неприятель непременно войдет в Москву, потому что наша армия совсем погибла». Генерал-губернатор Москвы Ф.В. Ростопчин сообщал: «Я написал записку министру полиции, что я не понимаю этой победы, потому что наши армии отступили к Можайску…»²⁹⁸ М.Б. Барклай де Толли выразился так: «Если в Бородинском сражении армия не была полностью и окончательно разбита — это моя заслуга»²⁹⁹ (он имел в виду то, что фактически спасал положение во время боя, пока М.И. Кутузов бездействовал вдали). Известные участники-офицеры войны 1812 г. И.Т. Радожицкий и А.А. Щербинин отдавали честь победы французам.³⁰⁰ Помимо перечисления тех русских генералов и офицеров, которые открыто говорили о собственном поражении, стоит обратить внимание и на тот кричащий факт, что весьма сложно сыскать таких, кто бы посмел до того завраться, чтобы не признать победу за Наполеоном.

А кто же заявил о «победе» русских? Кто положил начало формированию совершенно психически и фактически неадекватного мифа о «победе», после которой потерявшая половину армия бежит к Москве, сдает Москву, а потом растворяется, мародерствует и еле собирается в далеком лагере? Ответ прост: это все тот же «кофейник Зубова», «проспавший» всю битву, человек, на котором во многом лежит ответственность в страшном поражении — Кутузов. Он весьма и весьма хитро (в духе царедворца восемнадцатого века) отписал царю красивую реляцию со словами «неприятель нигде не выиграл ни на шаг земли» (что, как мы уже знаем, было абсолютной, стопроцентной ложью). Таким образом, в Петербурге успели обрадоваться, рассудили, что Наполеон остановлен, что Москва спасена!³⁰¹ Царь на ложных радостях пожаловал Кутузову фельдмаршальское определение и 100 000 рублей! Однако, когда вскоре обман про «победу» выяснился, Кутузов всего этого не вернул (хотя царь и писал ему раздраженные письма!)…

Об этом позорном мошенничестве ярко живописует участник войны — знаменитый генерал Ж.-Б.А.М. де Марбо: «Хотя русские были побеждены и вынуждены покинуть поле битвы, их главнокомандующий Кутузов имел дерзость написать императору Александру, что он только что одержал над французами великую победу! Это ложная новость достигла Санкт-Петербурга в день рождения Александра (уточняю — не Дня рождения, а тезоименитства — прим. мое, Е.П.) и вызвала там большую радость. Были отслужены молебны. Кутузова провозгласили спасителем родины и произвели в фельдмаршалы. Однако правда вскоре стала известна. Радость превратилась в траур. Но Кутузов уже стал фельдмаршалом! Именно этого он и хотел. Любой другой монарх, помимо робкого Александра, строго наказал бы нового фельдмаршала за его грубую ложь, но Кутузов был нужен, поэтому он остался во главе армии».³⁰²