Читаем Первая партия (СИ) полностью

Тошиаки, один заяц поменьше и два ещё совсем малыша с самого начала всей этой интригующей ситуации бдели территорию клана Учиха денно и нощно. Никто не входил и не выходил без их ведома; они так напугали Иноичи, когда тот пришёл во второй раз, чтобы осведомиться «как идут дела», что тот даже изменил мнение по поводу призыва своей дочери (взявшей пример с команды 7), поскольку, оказывается, есть и покровожаднее. А ещё они уже кого-то убили. На вопрос «кого именно» Тошиаки только оскалился и заявил, что «вот этих безликих» господин сенсей разрешил. В результате, один из зайчат обрёл дар человеческой речи, чем оказался крайне доволен, а ошарашенный Саске понял, что действительно может спать спокойно.

— К тебе гость, — оскалился Тошиаки. — Я на него малютку чутка натравил, шо б мальчонка побегал. Это полезно, не смотри на меня так, господин-Учиха-зайчонок-Саске. Ща они поиграются, и жди тогда.

— Это ты на кого Мачи спустил?

— Э-э-э, — заяц совсем по-человечески почесал лапой за ухом. — Забыл, как зовут.

— Са-а-аске! — вопль издалека. — Са-а-аске, ёпт твою налево!.. Я ж с бумагами!

— Отставить преследование союзников! — авторитетно гаркнул Учиха в простирающуюся темноту, надеясь, что этого будет достаточно. Тошиаки только ухмыльнулся, скрестив лапы на груди. Подождал, ещё подождал, а потом, топнув ногой, оттолкнулся ввысь — и был таков. Видимо, отправился доносить приказ.

…Спустя целую вечность перед террасой появился запыхавшийся и чуть пожёванный Киба. Акамару устало ковылял рядом.

— Ну, чувак! — заявил Инузука, пряча щенка в своём капюшоне. — Они у тебя, конечно, это самое. Авантюристы!

— Энтузиасты?

— Во, точно. Фу-у-ух! — выдохнул, опершись на колени. — Еле отбились. Не, не пойми меня неправильно! Это весело! Мы так между своими боремся каждую первую субботу месяца! Но я всё-таки на этот раз с бумагами, чесслово.

Саске проводил гостя внутрь, предложил зелёного чая, но Киба согласился только на воду, потому что перед экзаменом в понедельник надо было хорошо выспаться.

— Тем более, — добавил Киба, откинувшись в кресле возле письменного стола, — что мне, между прочим, ещё по лесу потом пару дней шататься. Я как раз от Ино, мы там согласовывали.

— И что решили?

— Ну, Шика и Чоджи не в курсе, — пожал плечами Киба. — Что уж тут поделать. Раз не догадались, значит, от них ничего не зависит. Это честно. Шино что-то подозревает, например, но он, скорее, из интереса просто согласится с моими, кхм, «предложениями», потому что Абураме шарят за скрытность, а любопытства им не занимать. А вот Хинате даже нет смысла ничего рассказывать.

— А как же ваша сенсей? — даже удивился Саске.

— Так она же специалист по гендзюцу, кто её знает. Но вряд ли. Иначе пришлось бы вводить в курс дела и Асуму-сана, а он, ну, не скрытный. И скандал бы был. В общем, о чём я: в лесу Ино возьмёт за уши своих и вероятно, если получится, законтачит с песчаниками для безопасности. На всякий случай. А мы с моими пойдём в обход вообще всех, но держаться слишком далеко тоже не станем; буду ориентироваться на запах Хокаге. Если почую неладное, отправлю Акамару к Ино, а она дальше сама знает свои инструкции. Если нет, то даже и рассказывать не нужно.

Логично, — подумал Саске.

— Так, а что с бумагами?

— А, точно! — спохватился Киба. — Ты же мне на днях давал почитать, что вы там нашли из полицейских архивов, чтобы в курсе дела быть. Мне кажется, вот это, — он полез за пазуху и, с поразительной осторожностью, даже с нежностью, вытащил оттуда старую толстую записную книжку, — случайно в папке оказалось.

— И что там написано? — в конце концов, дел у всех было невпроворот. Вряд ли Инузука решил бы прийти так поздно из-за какой-то ерунды.

— Вот об этом я и хотел поговорить, — на удивление серьёзно ответил Киба. — Видишь имя на обложке?

— Учиха, — Саске прищурился, — Фуген.

— Я навёл справки, когда прочитал, — неловко сообщил Киба, пожевав губы. — Это… наверное, правильнее сказать… в общем, мемуары твоего дедушки.

Брови Саске взметнулись вверх.

— Да-да-да! Я проверил по переписи населения через Зена. Учиха Фуген — отец твоего отца. Представляешь? И, оказывается, он вёл… ну, не столько дневники, сколько записи… о жизни, обо всём. И их было несколько, его записных книжек. Эта, я определил, вторая. А внутри есть намёки, что есть и третья. Ты слышал что-нибудь о нём? О твоём дедушке?

— Нет, — медленно ответил Саске, не отрывая взгляда от записной книжки. Чего уж тут, он практически ничего не знал о своих бабушках и дедушках. И имя «Фуген» ни о чём ему не говорило. Разве что оно было удивительно созвучно с «Фугаку».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 1. Шатуны. Южинский цикл. Рассказы 60–70-х годов
Том 1. Шатуны. Южинский цикл. Рассказы 60–70-х годов

Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы. Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света.Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса, который безусловен в прозе Юрия Мамлеева; ее исход — таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь. Главная цель писателя — сохранить или разбудить духовное начало в человеке, осознав существование великой метафизической тайны Бытия.В 1-й том Собрания сочинений вошли знаменитый роман «Шатуны», не менее знаменитый «Южинский цикл» и нашумевшие рассказы 60–70-х годов.

Юрий Витальевич Мамлеев

Магический реализм
Gerechtigkeit (СИ)
Gerechtigkeit (СИ)

История о том, что может случиться, когда откусываешь больше, чем можешь проглотить, но упорно отказываешься выплевывать. История о дурном воспитании, карательной психиатрии, о судьбоносных встречах и последствиях нежелания отрекаться.   Произведение входит в цикл "Вурдалаков гимн" и является непосредственным сюжетным продолжением повести "Mond".   Примечания автора: TW/CW: Произведение содержит графические описания и упоминания насилия, жестокости, разнообразных притеснений, психических и нервных отклонений, морбидные высказывания, нецензурную лексику, а также иронические обращения к ряду щекотливых тем. Произведение не содержит призывов к экстремизму и терроризму, не является пропагандой политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти и порицает какое бы то ни было ущемление свобод и законных интересов человека и гражданина. Все герои вымышлены, все совпадения случайны, мнения и воззрения героев являются их личным художественным достоянием и не отражают мнений и убеждений автора.    

Александер Гробокоп

Магический реализм / Альтернативная история / Повесть / Проза прочее / Современная проза