Первая площадка (полигонные зарисовки)

Одно такое происшествие однажды наблюдали поздно вечером. Мы готовили радиолокатор к серьезной боевой работе, на технологической аппаратуре было задействовано большинство офицеров и рядовых. Подготовка шла штатно, и это вселяло уверенность, что через несколько часов нам удастся провести очередную стрельбу противоракетой по баллистической ракете-мишени. Небольшое отступление. Подобного рода испытания требуют проведения необходимых экспериментов в раннее утреннее время. Это требование выдвигает измерительный комплекс, вернее его оптические средства, которые с высочайшей точностью измеряют положение головной части баллистической ракеты, а также положение противоракеты, атакующей эту головную часть. Оптика хорошо видит измеряемые элементы, если они подсвечены лучами восходящего солнца.

Вот почему вся подготовка радиолокаторов к работе проводилась, как правило, ночью. К утру все элементы системы «А» должны быть готовы к боевой работе. Часть боевого расчета нашего РТН вела ночную подготовку, другая часть отдыхала с вечера, чтобы рано утром сменить ночной расчет. На боевом цикле должны работать отдохнувшие люди, поскольку внимательность должна быть предельно высокой.

Этот алгоритм был отработан годами, и его придерживались неукоснительно. И вдруг на пункте управления появляется наш заместитель командира по политчасти, запыхавшийся, с бледным лицом. Само появление замполита на РТН было событием. Он, мягко говоря, плохо разбирался в технике, поэтому старался держаться подальше от нее. А тут почти среди ночи такое его появление в разгар работы. У меня сердечко екнуло, подумалось: наверное, неспроста. Последовал диалог, который постараюсь привести с возможно большей точностью:

– Что случилось, Александр Семенович? – спрашиваю.

– Лейтенант В. решил покончить с собой, – отвечает Александр Семенович.

– Как, где?

– Закрылся у себя дома в комнате, никого не пускает, объявляет готовности и заявляет, что покончит с собой.

– Ничего не пойму, какие готовности, что за чушь.

– Евгений Васильевич! Давайте быстрее пойдем туда, на месте разберемся, а то как бы беда не случилась.

На ходу хватаю фуражку, и вместе с замполитом мчимся в офицерский городок, где, не дай бог, может произойти человеческая трагедия. Вбегаем в дом, в коридоре толпятся несколько человек, в том числе жена «самоубийцы». Пытаемся у нее выяснить, в чем дело, ничего вразумительного, какой-то лепет. Стучим в дверь. Оттуда раздается голос лейтенанта: «Готовность пятнадцать минут! Через пятнадцать минут меня не станет!» Говорю, а у самого мурашки по спине бегают: «Володь, давай объяви задержку, надо поговорить». Из-за двери голос: «Объявляется задержка на пять минут». Замполит облегченно вздыхает. «Чего ты хочешь, Володь, в чем дело?» «Пусть она (его жена) скажет, что она меня любит», – заявляет Володя. Мы с Семенычем бросаемся к жене Володи (к сожалению, не помню, как ее звали), трясем ее и угрожающе шипим: «Давай говори!» А она категорически: «Нет, ни за что!» Из-за двери: «Готовность десять минут!» Мы с замполитом хором: «Она согласна!» Из-за двери: «Пусть сама скажет!»

Но девчонка оказалась упрямая и не из робкого десятка. Она нас оттолкнула и во весь голос: «Ни за что!» «Ах, так, – кричит "самоубийца", – тогда готовность пять минут!» Понимая, что время еще есть, но его очень и очень мало, мы пытаемся убедить женщину чисто для снятия напряженности выполнить просьбу мужа. Она стоит, как скала, и ни в какую. Уже слышится объявление о минутной готовности. Отступать некуда, мы подходим с кулаками вплотную к жене этого малохольного и орем ей в лицо: «Говори!» Она наконец понимает, что действие зашло слишком далеко, и негромко произносит: «Ну ладно, люблю». Самоубийца кричит: «Громче, не слышу!» И тут супруга оглушающе вопит: «Люблю!» Из комнаты: «Еще!» Она еще громче: «Люблю, люблю, люблю!!!»

Из-за двери раздается спокойный голос: «Отбой готовности», – и отпирается дверь. Мы входим, видим растрепанного лейтенанта, страшный беспорядок в комнате. Нас интересует вопрос, каким же способом он хотел покончить с собой. Оказалось, Володя воткнул два провода в электрическую розетку, оголив вторые концы, и намеревался взяться за них голыми руками. «Забирай его и разбирайся», – сказал я Александру Семеновичу, а сам пошел к локатору. Там ведь тоже были люди, которых интересовали события, происходящие в городке, и обсудить которые глубокой ночью, пребывая в режиме ожидания, величайшая удача!

Безусловно, такие истории случались нечасто, но, как видите, все же бывали. Иначе и не могло быть, поскольку многие молодые офицеры женились сразу после выпуска из училища. Отсутствие жизненного опыта с некоторыми играло плохие шутки. Да и сама наша система того времени была настолько твердолобой, что иной раз не позволяла молодым людям, вступающим в самостоятельную жизнь, правильно выбрать стратегию поведения. Вспоминается одна история, которую я хотел бы рассказать в качестве небольшого и не очень лирического отступления.

Бывают в жизни эпизоды, которые – как облака высоко в горах. Ярко светит солнце, воздух напоен таким запахом разнотравья, что кровь будоражит. И вдруг в какое-то мгновенье все меркнет, и ты попадаешь в кромешную темноту тумана. Откуда-то из-за горы вынырнуло совсем крохотное облачко и так плотно окутало пространство, что не видно ничего в двух шагах. Проходят считаные минуты, облако освобождает пространство, снова сияет щедрое летнее солнце, и нет даже намека на только что окутывавшую тебя кромешную тьму. Фантастика! Как во сне.

К чему это сравнение, будет ясно из последующего повествования. Был очень приятный сентябрьский день. Этот день для меня особенно памятен не только хорошей погодой, вернее даже совсем не только. Это знаменательный, очень важный день в моей жизни. Вот почему последние годы, оставшись в жизни один, я каждый год прохожу пешком большой отрезок пути по Ленинградскому шоссе.

И этот год не исключение. Обычно я медленно бреду, вспоминая какие-нибудь приятные отрывки из нашей супружеской жизни, по большей части – ее начало. Проходил мимо памятного мне здания районного ЗАГСа и в это время был чуть не сбит с ног выскочившей из дверей парочкой молодых людей. Извинившись, молодые люди остановились, очевидно не понимая, что им делать дальше. Вид у них был настолько необычен, что мне пришлось поневоле остановиться. Девушка была очень симпатичная, даже красивая и хорошо сложена, хотя молодость всегда красива, и нечего тут лукавить! Но бросалась в глаза ее подавленность и какая-то растерянность.

Парень также был строен и красив. Густые черные волосы были хорошо подстрижены, видимо он серьезно занимался спортом. В отличие от девушки он был взъерошен и, как мне показалось, чрезвычайно возбужден. Он что-то быстро и отрывочно говорил и все время порывался вернуться в здание. Спутнице с трудом удавалось его сдерживать. Мне состояние молодых людей было понятно, и не потому, что я обладал телепатическими возможностями, а потому, что сам когда-то так же вылетел пулей из этих самых дверей.

И памятуя свой опыт, я решил подбодрить ребят, сказав, что не стоит сильно отчаиваться, все образуется. После моих ободряющих слов девушка посмотрела на меня с надеждой, а парень с большим подозрением. Когда же я им сказал, что много-много лет назад я однажды так же вылетел на улицу из этой самой двери, они дружно рассмеялись, сразу как-то расслабились и раскрепостились. И, естественно, попросили рассказать, как это было.

Я предложил пройти в кафе-шоколадницу, которое находилось в десяти шагах за углом, и продолжить беседу за мороженым. Угощал, естественно, я.

В кафе народу было мало. Мы нашли уютный столик, заказали по порции мороженого и по стакану «фанты», и я начал делиться весьма поучительным «опытом».

– В конце лета 1964 года я поехал в отпуск с полигона навстречу своей судьбе. Прошел год после нашей встречи с моей будущей супругой. Время есть время, оно порождает сомнения. Чтобы продлить отпуск, я решил немного схитрить и выписал проездные документы в город Сочи. Пришлось съездить сначала туда, отметить отпускной билет. Приехав из Сочи, я позвонил ЕЙ на работу, и мы встретились на платформе станции Лосиноостровская. Надо признаться, что встреча эта прошла как-то настороженно. Казалось бы, не виделись целый год, должна была бы быть радость встречи, но этого почему-то не было. Что-то мешало, и ОНА чувствовала себя тоже как-то скованно. И такое состояние продолжалось несколько дней. Чем это объяснить, я не знал, а выйти на откровенный разговор как-то не получалось. Очевидно, была какая-то внутренняя причина, которую не так просто было устранить. Как выяснилось потом, действительно, такая причина была и у меня, и у НЕЕ. Оказывается, нужен был открытый, честный разговор. И такой разговор состоялся в Бабушкинском сквере, после похода в кино. После этого разговора, или объяснения (так будет точнее), мы оба почувствовали колоссальное облегчение и тут же решили, что пора идти в ЗАГС расписываться. На другой день мы ехали из Тарасовки с ее мамой и сказали ей об этом. Она благословила нас, но вскользь сделала замечание, что надо бы сначала разрешения спросить у родителей. Мы сделали вид, что не обратили внимания на этот нюанс. Для нас, действительно, это был всего лишь формальный нюанс. Ведь мы были уже взрослые люди!

Решив в принципе с родителями (по ходу, в электричке) главный вопрос, мы посчитали, что основное дело сделано. Остались небольшие формальности. Дальнейшие события показали, как наивны мы еще были!

Оказалось, что для того, чтобы расписаться, необходимо ждать три месяца после подачи заявления в ЗАГС. А у меня остался только месяц отпуска или даже чуть меньше. Вот тут-то мне и пришлось походить по инстанциям. Я прошел все мыслимые и немыслимые инстанции и кабинеты. Результат нулевой, три месяца, и не днем меньше. Таково решение или указание самого Хрущева. В ЗАГСе Ленинградского района (вот том самом, из дверей которого вы сегодня вылетели на глазах изумленной публики) заведующая, ее звали, если я не ошибаюсь, Нина Ивановна, на мою просьбу сделать нам исключение с сочувствием рассказала историю, как она получила строгий выговор по партийной линии за то, что расписала досрочно сына одного партийного деятеля, который поехал с молодой женой на юг и, там поссорившись, разошелся. Папа устроил скандал и обвинил во всем заведующую ЗАГСа.

Можно было, конечно, плюнуть на эту формалистику, но тут непреодолимой стеной стояла та самая завеса закрытости, которая широко была тогда распространена в нашей стране. Для того чтобы привезти жену на полигон, где я проходил службу, нужен был обязательно допуск компетентных органов, получить который без официального оформления брака было в принципе невозможно.

Приведу только один факт, к каким жизненным проблемам это иной раз приводило. Лейтенант Белый привез с собой на полигон жену, но вынужден был ее оставить в Сары-Шагане у какого-то казаха на постое, допуска нет и на Первую провести жену нельзя. Но долго жить в Сары-Шагане молодая девчонка тоже не может. Приходилось нарушать следующим образом. На автобусе (легендарном том самом АП-4) при возвращении с центральной базы заезжаем в Сары-Шаган и забираем молодую жену лейтенанта Белого. Дальше начинается небольшое цирковое представление при проезде через три контрольнопропускных пункта, на которых солдаты очень тщательно проверяют пропуска пассажиров автобуса. Метров за сто до КПП пересаживаем, вернее, укладываем женщину на заднее сиденье и накрываем кучей брезента, каких-то тряпок, в общем, кучей барахла. Дежурный внимательно проверяет у нас пропуска и когда доходит до заднего сиденья, как правило, задает вопрос: «А тут что?» «Ничего, брезент и всякие грязные тряпки», – отвечаем. Копаться ему не хочется, и он обреченно машет рукой – проезжайте. Тут же раскидываем кучу грязного барахла и извлекаем оттуда чуть живую женщину, которая почти задохнулась от грязи и страха быть пойманной и выдворенной посреди степи из автобуса. И эта процедура повторяется трижды, поскольку на нашем пути стояло три КПП. Зато какой восторг охватывал бедную женщину, когда мы миновали последний. Весь автобус дружно, как по команде, кричал троекратное «ура!».