В годы репрессий императрицы Анны Тайной канцелярии пришлось заниматься и вопросами заграничной разведки, хотя официальным указом такого поручения службе Ушакова никто не давал. За рубежом при этом продолжали использовать для внешней разведки российскую дипломатию и торговые миссии за границей, и в эти проблемы Тайная канцелярия пока еще вмешивалась редко. Но время уже потребовало от Тайной интересоваться крамолой и среди российской эмиграции, особенно ее интересовала деятельность Семена Нарышкина в Париже, который вступал в сговор с разведчиками Франции и Швеции от имени сторонников в России возведения на престол Елизаветы. Когда в Европе вышла скандальная книга «Московские письма» анонимного русского автора, из которой европейцы впервые узнали об ужасах репрессий при Анне и о работе русской Тайной канцелярии, попыткой выявить автора одновременно занимались российские послы за границей и Ушаков в Санкт-Петербурге. Установить автора не удалось (историки подозревают в авторстве «Московских писем» даже Волынского или Нарышкина). Особую активность проявлял посол царицы Анны в Лондоне, а затем в Париже Антиох Кантемир, сын бывшего молдавского правителя, нашедший на русской службе убежище от турок. Поэт-дипломат Кантемир в Лондоне пытался выявить автора и его английского издателя «Московских писем», но не добился успеха и написал по заданию Анны Иоанновны опровержение на «клеветническую книгу» для Европы.
ТАЙНАЯ КАНЦЕЛЯРИЯ В БОРЬБЕ ЗА НАСЛЕДИЕ АННЫ ИОАННОВНЫ
Императрица Анна Иоанновна умерла осенью 1740 года вскоре после расправы с группой кабинет-министра Волынского. Бирон окончательно попытался захватить власть в государстве, став регентом при малолетнем императоре Иване VI, но наткнулся на серьезное противодействие других династических претендентов из дома Романовых. В этой борьбе князь Ушаков принял сторону Бирона не лично, а как глава мощной Тайной канцелярии, явив России еще одну новинку. Ранее глава тайного сыска не принимал прямого участия в династических конфликтах и борьбе за российский престол именно в качестве главы спецслужбы. При Алексее руководители его Тайного приказа были не столь независимыми политическими фигурами, а рядовыми исполнителями воли царя. Граф Петр Андреевич Толстой в 1725–1727 годах после смерти Петра участвовал в двух таких заговорах по поводу споров о том, кому занимать трон, но в силу еще не установившегося тотального могущества Тайной канцелярии больше представлял в этих заговорах лично себя: важного чиновника Толстого, председателя российского Сената, у него и без статуса главы Тайной канцелярии было полно регалий и постов в Российской империи. Ушаков же предоставил на службу Бирону не только лично себя, как он сделал это вместе с тем же Толстым в 1727 году, когда проиграл партии Петра II и заплатил за это ссылкой в Ревель. Он дал ему поддержку своей Тайной канцелярии, имевшей уже куда больше могущества и ореола почти мистического страха в обществе, чем канцелярия времен Петра Толстого. И это могущество Тайной, и страх, и окружающая ее тревожная таинственность — все это взросло из организованных спецслужбой Ушакова массовых репрессий при императрице Анне. Спецслужба за это десятилетие окрепла и утвердилась в своем могуществе, ощутила себя важнейшей частью государственной машины и даже политической силой, способной вмешаться в борьбу за трон.
В непростые дни раздела власти осенью 1740 года Ушаков лично беседовал с главными сановниками империи, склоняя их принять регентство Бирона, а за ним стояла мрачная сила его Тайной канцелярии, и это впервые в России была в тот момент политическая сила. Хотя формально, будем справедливы, Ушаков в тот момент просто действовал в рамках закона, поскольку на своем смертном ложе умирающая императрица Анна подписала указ о назначении регентом Бирона, и это для Ушакова было прямым приказом обеспечить такой переход власти. Так что Ушаков мог бы оправдаться тем, что в политику в своем стиле он так и не полез, исполняя только прямые свои обязанности по обеспечению государственной безопасности в стране, — и возразить по факту такой защиты было бы нечего.