Первая женщина на русском троне. Царевна Софья против Петра-« антихриста»

Не ожидавший увидеть в лагере своего начальника и потому не узнавший его, молоденький часовой, стоявший у шатра Голицына, потянулся заступить Шакловитому дорогу, но судья так на него зыркнул, что парень вытянулся по струнке, выпятив грудь. Откинув тяжелый край полога, государынин посланник заглянул в походное жилище князя, давая глазам привыкнуть к сумраку после яркого солнечного света. Здесь, под пологом, было заметно прохладнее, чем на улице, и Шакловитый вытер пот тыльной стороной правой руки, сжимавшей камчу, которой он безжалостно погонял лошадь, купленную по дороге у случайно подвернувшегося торговца лошадьми. Собственный аргамак судьи был оставлен хозяином в яме недалеко от Малоярославца, поскольку был не в состоянии сделать еще хотя бы несколько шагов.

Владелец яма клялся и божился, что по возвращении богатый гость найдет своего коня отдохнувшим и поздоровевшим, в чем этот самый гость сильно сомневался.

— Федор Леонтьевич? — услышал Шакловитый удивленный голос. — Какими судьбами?

Одеяло на походной кровати зашевелилось, и в приподнявшемся человеке Шакловитый узнал князя Голицына, протиравшего сонные глаза.

Усмехнувшись, Федор склонил в поклоне голову, заметив краем глаза, что даже в походе софьин амант не отказывал себе в роскошной обстановке.

— День добрый, князь. Государыня послала меня к тебе, дабы на месте разузнать о постигшей наше войско беде. Судя по тому, что я видел вокруг твоего шатра, поход оказался воистину тяжелым.

Не отвечая, князь потер лицо руками, словно стирая с него память о своем позоре, потом спустил ноги с постели и, медленно встав, поправил на себе штаны и рубаху и накинул на плечи походный кафтан. Брови Шакловитого недоуменно приподнялись: знать, изрядно потрепали татары нервы князю Василию, если он изволит почивать после обеда, не раздеваясь до исподнего.

К Голицыну подскочил денщик, помогая натянуть сапоги. Левый с трудом налез, и Голицын тихо, но внятно ругнулся «пся крев» то ли на сапог, то ли на нерасторопного слугу. Шакловитый терпеливо дожидался, пока командующий войском закончит свой туалет. Дальше оттягивать неприятный разговор было невозможно, и князь тяжело вздохнул.

— Передай государыне, Федор Леонтьевич, что я днями буду в Москве и сам доложу ей обо всех бедствиях этого похода. Пока же могу только сказать, что само небо было против нас. Не успели мы переправиться через Конку, как налетела татарская конница, а наши пушки в походном порядке на середине переправы. Пока вытащили их на берег, пока отпрягли лошадей и развернули… Если бы не стрельцы, рейтары и дворяне верхами, нам бы там и конец пришел, но ничего, с Божьей помощью отогнали басурман. Но это было только начало, потому что с этого времени нам не было ни минуты покоя. Татары как осы — налетят, ужалят, и поминай, как звали! Чуть все пушки из-за них не потеряли. Дальше — еще хуже: жара, вокруг ни деревца, воды нет, люди, лошади от жажды едва ноги переставляют. Я уж думал — все, предел нашим испытаниям настал. Ан нет — разбойники окаянные степь подожгли, а трава сухая, как порох. Дальше идти было чистая смерть! Пришлось поворачивать назад. Тут-то и началось самое ужасное! Татары как почувствовали, что мы ослабли, навалились со всех сторон. Пока до Конки добрались, народу много полегло… А те, кто спаслись, волками смотрят… Не знаю, что скажет Софья Алексеевна… Знаешь, Федор Леонтьевич, я много думал о нашем походе, сравнивал его с войнами греческими и латинскими… Если посмотреть историю, то лишь немногие полководцы не знали поражений: Юлий Цезарь, Сципион Африканский… Ганнибал и тот, в конце концов, потерпел поражение… Взять, например, битву при Каннах…

Шакловитый от злости аж зубами заскрипел: опять князь понес мудреную чепуху о покойниках. Нет, чтобы о живых подумать!

Ясно, что проку от Голицына ждать не приходится. Он вспомнил заплаканное лицо Софьи, ее мягкую белую руку, стиснувшую письмо… Черт побери, придется выручать князя. Но что можно придумать, когда он столь явно опозорился, и свидетелями тому тысячи человек, что остались на растерзание волкам в чужой земле или сгорели в степном пожаре. Степном пожаре…

— Послушай, Василий Васильевич, — задумчиво проговорил Федор, пощипывая ус, — а кто же все-таки траву запалил? Поймали воров?

— Не знаю… Нет, кажется. Да и где там, в суматохе было по степи за пальщиками гоняться!.. Татары, наверное…

— Татары, — с кривой усмешкой повторил Шакловитый, и в его глазах что-то промелькнуло и ушло в глубину. — Давай-ка, князь, выпьем за встречу, если за стол пригласить не побрезгуешь. А потом я пойду поговорю кое с кем. Мыслишка у меня одна появилась, как тебя от беды уберечь. Только, чур, мне не мешать!

— Да делай все, что посчитаешь нужным, Федор Леонтьевич, — безнадежно отмахнулся Голицын. — А что касается стола — милости прошу откушать чем Бог послал! Мой мажордом уже все приготовил. Сам-то я поел вместе с воеводами, но с удовольствием выпью с тобой за компанию.