Первая женщина на русском троне. Царевна Софья против Петра-« антихриста»

Он указал на складной походный стол, сервированный на две персоны. На белой скатерти меж китайских фарфоровых тарелок стояла бутылка венгерского вина и лежали в серебряной корзиночке свежие булочки. Перед гостем поставили тарелку солянки, за которой последовали жареные перепела и цукаты к чаю. Шакловитый вспомнил встреченных в лагере изможденных стрельцов, и ему захотелось крепко выругаться, однако вместо этого он поудобнее расположился на стуле и воздал должное еде и питью.

Рожденный в семье бедного дворянина, Федор слишком хорошо знал жизнь, чтобы не относиться к ней с долей здорового цинизма. Если судьба подкидывает тебе вкусный пирог, грех его не съесть, но вырывать его изо рта ближнего — последнее дело. И если он сумел пробиться наверх, не обладая тугой мошной и нужными связями, то не подлостью и коварством, а благодаря своей сметливости, бесшабашной смелости, удаче и невероятной выносливости.

После изматывающей дороги и сытного обеда с вином ужасно хотелось спать, но надо было делать дело, ради которого он мчался сотни верст. Ополоснув раскрасневшееся лицо холодной водой, Шакловитый отправился побродить по лагерю. Среди атаманов Запорожского войска нашлось несколько добрых знакомцев, и они долго сидели у костра, вспоминая завершившийся поход. Казаки не стеснялись крепких слов в адрес Москвы, но еще больше доставалось Голицыну, который, с точки зрения бывалых рубак, не раз бившихся с турками и людьми хана, вовсе не представлял себе всю сложность поставленной задачи и был совершенно не готов к борьбе с сильным противником. А вот их гетман Самойлович другое дело — сразу был против войны с Крымом. Хороший мужик и большая умница.

При этих словах московский гость как бы невзначай обвел глазами лица сидящих вокруг людей и увидел, как по лицу генерального есаула Ивана Мазепы промелькнула презрительная усмешка. Шакловитый плохо знал этого сухощавого шляхтича, но от Голицына не раз слышал похвалы в его адрес.

Князь был в восторге от широкой образованности Мазепы, его умения вести беседу, хорошего знания польского двора, при котором тот служил когда-то в числе покоевых дворян. Слышал Федор и глухие слухи о каких-то неблаговидных делах, связанных с этим человеком. Может быть, он — тот самый случай, который поможет, если и не превратить поражение в победу, но хотя бы подсластить его горечь?

Позже, когда все разошлись по своим делам, он под благовидным предлогом пригласил Мазепу прогуляться, и они долго о чем-то беседовали, после чего разошлись довольные друг другом.

На следующий день Шакловитый поднялся с рассветом, и к тому времени, когда прибежал денщик Голицына, пригласивший его откушать с князем, расторопный глава Стрелецкого приказа уже успел переговорить с несколькими нужными людьми и пребывал в великолепном расположении духа. Теперь ему было что предложить Голицыну. Государыня будет довольна. Воспоминание о Софье царапнуло его сердце острым коготком. Кто бы мог подумать, что забияка и бабник Федька Шакловитый влюбится, да так, что ради спокойствия любимой станет вытягивать из дерьма ее растяпу-любовника! Федор скрипнул зубами и дернул себя за ус. Обхохотаться можно! Он бы и хохотал до упаду, если бы это приключилось не с ним, а с кем-нибудь из его приятелей. Сорвав травинку, он прикусил ее крепкими белыми зубами, задумчиво глядя, как компания казаков, сидя на неоседланных лошадях, понеслась к текущей невдалеке речке, гикая и взвизгивая на скаку, отчего пришли в волнение рейтарские кони, ответившие на шум громким ржанием.

Ладно, пора идти заниматься грязным делом. Эх, Василий Васильевич, с ханом воевать — не ложкой щи хлебать… Для твоего же блага придется сунуть тебе ежика в штаны.

Когда после сытного завтрака Шакловитый, выгнав всю прислугу из шатра, тихим голосом рассказал Голицыну о своей задумке, князь аж побелел от гнева. Вскочив и отшвырнув стул, он прошипел, указывая гостю на выход:

— Никогда еще князьям Голицыным не предлагали совершить столь подлый и низкий поступок. Как ты смел, ты, холоп, предложить потомку Гедиминовичей такую подлость! Вон из моего шатра, пока я не кликнул охрану и не приказал тебя арестовать за воровство и измену!

На лице Шакловитого появилось усмешка. Медленно поднявшись и обойдя стол, он спокойно поднял княжеский стул и, поставив его на место, остановился перед разъяренным Голицыным.

— А что ты, князь, шепчешь-то? Если измена, так во все горло кричать надо. А шепчешь потому, что сам хочешь этого, да гордость не позволяет. А ты заткни ее подальше, гордость-то. Сейчас не то время, чтобы Гедимина вспоминать, царство ему небесное! И сделаешь ты все так, как я сказал, иначе на Москве позору не оберешься.

— Ни за что! Вон отсюда! Лучше позор, чем такая подлость!

И тут показное спокойствие его гостя как рукой сняло.

Забыв обо всех чинах и родовых связях, он сгреб Голицына за грудки так, что затрещала ткань, и приблизил его лицо к своему.