Первая жертва

Даже самые бесчувственные прониклись, когда артистка, теперь одетая полностью вплоть до длинных белых перчаток, собралась накинуть меха. Гости, догадываясь, что их ожидает нечто эстетическое, намеревались использовать это нечто на всю катушку.

Девушка, закутавшись в голубые русские соболя, поклонилась и сошла со сцены в сопровождении бурных аплодисментов. Лувейн не подкачал и на этот раз.

Вскоре после этого вечеринка закончилась. Все хотели попасть домой пораньше, ведь завтра их ждал большой день: игры в Колизее, мотористы, клоуны-самоубийцы и, наконец, Большая Раздача, знаменующая начало сатурналий.

Сначала разъехались гости в сверхмощных лимузинах, за ними слуги в малолитражных «Фиатах». Лувейн уже удалился в спальню, собираясь рано встать утром. Автоматически включилась сигнализация, огни погасли, настала ночь.

46

Ночь окружила виллу – загадочная, всепроникающая, неумолимая, вкрадчивая в своем незрячем коварстве. Деревья, слабо освещенные звездами и тонким серпом молодого месяца, чернели на сером фоне. Еще чернее было внутри, в кухне и кладовой. Случайная молния, редкая в это время года, высветила мешки с картошкой в углу. Один из них шевелился.

Гарольд скинул с себя мешок. Лакейскую униформу он снял еще раньше, оставшись в костюме хамелеона – Альбани в последний момент умудрился найти подходящий ему по размеру.

Хамелеонский костюм, называемый также костюмом ниндзя или невидимки, значительно превосходил качеством зелено-бурый камуфляж старых времен, полезный разве что в лиственном лесу, да и то в сумерки. Хамелеонский, в отличие от него, обеспечивал защиту в любой среде.

Он представлял собой облегающее трико из стекловолокна с капюшоном и маской. Фотоннозащитный материал, сшитый с помощью лазера, способен принимать все цвета и оттенки своего фона.

Всего эффективнее он, конечно, ночью, поскольку черное – идеальный фон. При ярком освещении костюм может отличаться от своего окружения на пять-десять спектральных линий. Случаются также необъяснимые голубые вспышки, выдающие носителя с головой.

Костюм снабжен, разумеется, настроечным механизмом. Новейшая модель Гарольда автоматически переключалась с матового на блестящий режим.

Гарольд тихо прошел через темную гостиную с верным «смит-и-вессоном» в руке, перенимая трепещущую светотень комнаты.

Тихое рычание заставило его замереть. В инфракрасных очках проявился контур доберман-пинчера. По злобному изгибу спины Гарольд заподозрил в нем знаменитый подвид бешеных убийц, которых боятся все, включая хозяев.

Насчет добермана его не предупреждали – не хотелось бы снова стрелять в собаку. Притом в темноте, несмотря на инфракрасные очки, в цель попасть трудно.

Собака подошла, обнюхала Гарольда. Поворчала немного, словно с мыслями собиралась, и легла у его ног.

Позже выяснилось, что она принадлежала не Лувейну, а Антонио Фериа и что Антонио дал ей команду этой ночью пришельцев не убивать, но Гарольду не сказал об этом. Типичная крестьянская шутка.

Антонио дал такую команду не из любви к Гарольду, а повинуясь закону. Верховный суд Мира Охоты недавно постановил, что животное, отданное предателем в пользование жертве, мешать предательству не должно.

Гарольд двинулся дальше. Благодаря ночному зрению он не задел ни одной безделушки и обошел брошенные на пол роликовые коньки. Стекла точечных потолочных светильников отражали голубоватое мерцание револьвера. В доме пахло удавшейся вечеринкой: ростбифом, йоркширским пудингом, гаванскими сигарами. Дверь впереди вела в спальню Лувейна.

Гарольд вставил полученный от Альбани магнитный ключ в прорезь на дверной ручке. Раздался едва слышный щелчок.

– Ну, благословясь, – прошептал Гарольд и вошел. На кровати кто-то лежал. Гарольд навел револьвер, держа палец на спуске – и тут загорелся свет.

47

Стало видно, что на кровати лежит набитый тряпками спальный мешок.

– Без резких движений, партнер, – сказал Лувейн, сидя в удобном кресле у Гарольда за спиной. – Ты у меня на мушке, а моя винтовка скопирована с «ремингтона» 20-го калибра. В каждом суженном стволе унция дроби № 8 с порохом «ред дот».

– Зачем ты мне это рассказываешь? – спросил Гарольд.

– Для того, чтоб ты уяснил, что при малейшем неверном движении я размажу тебя по стенкам.

– Стенки-то твои, между прочим.

– Ничего, перекрасят. – Чувствовалось, однако, что эта идея Лувейну не по душе.

– Хочешь, чтобы я бросил оружие?

– Ни в коем случае. Будет гораздо лучше, если я убью тебя с револьвером в руке. Если попытаешься бросить, я тебе не позволю.

– А если не брошу?

– Убью тебя все равно. В этом смысл всей операции, разве нет? Но сначала надо посмаковать.

– Что ж, ты в своем праве, – сказал, поразмыслив, Гарольд.

– Настоящий смак в том, чтобы увидеть твое лицо. Повернись, держа револьвер дулом вниз.

Гарольд повернулся. На Лувейне был белый шелковый халат с переплетенными драконами. Он сидел совершенно спокойно, да и о чем ему было беспокоиться в собственной спальне, держа врага на прицеле.