Первая жертва

– Банк, как видите, заполняют посетители и кассиры в клоунских костюмах. Обычный рабочий день в банке маленького американского городка лет сто назад. А вот и грабители подъезжают на двух шикарных открытых машинах. Они, тоже одетые и раскрашенные как клоуны, врываются в банк, размахивая оружием. Ограбление начинается. Один кассир пытается оказать сопротивление; грабитель стреляет в него, кассир умирает, посылая публике воздушные поцелуи. Очень трогательно, Томми.

– Спасибо, Гордон. Грабители выносят добычу, упакованную в холщовые мешки со знаком доллара, и садятся в машины. Но тут на арену выезжает еще один автомобиль, полицейский. Грабители срываются с места под градом пуль. Несколько случайных прохожих падают мертвыми – это, разумеется, тоже клоуны.

– Полицейские гонятся за грабителями вокруг арены, – подхватил Филакис. – И те и другие объезжают специально поставленные препятствия, обмениваются выстрелами, бросают гранаты. С обеих сторон есть потери. Грабители возвращаются к банку, вбегают туда, баррикадируются на верхнем этаже. К полицейским прибывает подкрепление, банк осаждают. Подтягиваются пулеметы и орудия. Грабителей расстреливают, и они летят сверху в забавных позах. Публика в восторге. Позже мы посмотрим это на видео, но я и сейчас скажу, что такой славной бойни еще ни разу не видывал – а ты как думаешь, Томми?

– Согласен с тобой, Гордон. Поразительно, сколько пуль надо всадить в человека, чтобы он сам перестал стрелять. Хороший пример выносливости, не так ли?

– Именно так, Томми.

– Хочу еще раз напомнить публике, что это мечта любого самоубийцы – умереть вот так, перед камерами, в канун сатурналий.

– У нас осталось всего восемь клоунов, Томми. Тебе не кажется, что они несколько пали духом после долгого пребывания на театре боевых действий?

– Они не сдадутся, Гордон. В Школе клоунов учат стойкости.

– Может быть, ты немного расскажешь о ней, пока оставшиеся в живых перезаряжают оружие?

– Взгляды на самоубийство, как ты знаешь, сильно изменились со времени легализации суицида в цивилизованных странах. Почти нигде уже людей не наказывают после неудачных попыток покончить с собой. А здесь, в Мире Охоты, мы пошли еще дальше. Клоун, поступивший в нашу школу, подписывает обязательство умереть тогда и таким образом, как будет ему предписано продюсером, режиссером или ассистентами режиссера. Неудавшееся самоубийство – это провал, фиаско.

– А как вы добиваетесь, чтобы контракт соблюдался? Допустим, кто-то откажется дать себя убить по указке продюсера, что тогда? Казните его?

– Нет, конечно. Ему ведь как раз и надо, чтобы ответственность за его смерть взял на себя кто-то другой. Наказание для отказчиков у нас очень простое: он должен прилепить себе красный нос, повесить на шею табличку «Трусишка» и жить с этим до конца своих дней. Могу тебя заверить, что это случается редко.

– Понятно почему, Томми. Итак, оставшиеся грабители готовы стрелять, но не делают этого. Они выходят из-за баррикады, становятся в круг. На середину выходит клоун, одетый шталмейстером, в высоком черном цилиндре. Он снимает цилиндр, из него вылетает голубь – это сигнал. И понеслось! Трупы валятся направо-налево! Кровищи-то! Вот это финал! Слышишь, какие аплодисменты? Смотри, а шталмейстер еще жив, хотя был в самой середке! Весь израненный, он встает, кланяется, надевает цилиндр… И у него срывает макушку! Там бомба была! Сначала птичка, потом бомба! Вот это да! Великолепно, Томми. Это ж надо придумать такое!

– Придумать нетрудно, Гордон. Отрепетировать гораздо трудней.

51

Под ареной, в отдельной гримерке со звездочкой на двери, Альбани массировал Гарольду плечи и давал последние наставления.

– Не знаю, какой будет эта дуэль. Старейшины Академии каждый год выдумывают что-то новенькое и выдают результат в последний момент. Поэтому помни, что сказал тебе Чанг, и ожидай неожиданного. Ты в порядке?

– Знаешь, а это весело – охотиться то есть, – сказал Гарольд. – Жаль только, что кого-то убьют. Иначе, наверно, неинтересно было бы, но все равно жалко.

– Если будешь так думать, до вечера не дотянешь.

– Нет, себя я убить не дам.

В другой гримерной, тоже со звездочкой, сидел Лувейн со своим егерем Соузером. Третьим был Джордж Сакс, тренер, нанятый Лувейном специально для этого поединка. Сакс, жирный, глупый и дурно пахнущий, обладал одним бесспорным достоинством: его шурин, Гостилий Вира, был главным оружейником Охотничьих Игр и первым узнавал, какое оружие и снаряжение понадобится для Большой Раздачи в этом году. Гостилий был хороший брат, жалел Петриллу, свою сестру, и безропотно передавал нужную информацию ее мужу Саксу.

– Ну и где же он? – недовольно протянул Лувейн.

– Не знаю, чего он тянет, – сказал Сакс. – В первый раз так опаздывает. Должен был позвонить полчаса назад.

– Лучше ему поторопиться, иначе весь этот хлам не понадобится. – Лувейн показал на два больших мешка, которые они с Соузером протащили на арену, подкупив охранника. – На кой мне это, если я не буду знать, с чем имею дело.