Первая жертва

– Скорпион, так сказать, – колибри на колесах. Он полноприводной и может поворачивать под самым невероятным углом. Встроенная управляющая программа затрудняет работу вражеского компьютера. Спереди у него пулемет, сзади пушка.

– Яйцеклад создан по совершенно иному принципу, – взял слово Филакис. – Яйцевидный, матово-черный, он покрыт броней толщиной в двадцать четыре единицы. Она увеличивает его вес, но пробить такую можно только прямой наводкой с близкого расстояния. Он совершенно гладкий – стволы и даже антенны из него не торчат. Бой он ведет, закладывая мины у противника на пути.

Скорпион, сверкая золотом, шмыгал вокруг Яйцеклада. Он навел на врага пушку… и в тот же момент взорвался. Его подкинуло в воздух на двадцать футов, усеяв песок шестью крупными кусками и множеством мелких.

– Ну, что вы на это скажете? – воскликнул Филакис. – Похоже, Скорпион недооценил Яйцеклада, собравшись ударить прямой наводкой. Победитель совершает почетный круг. На арене у нас склад металлолома, но какой красивый финал!

– Ага, – поддержал Мэл Протт. – Люблю смотреть, как бьются большие тачки. Ну и пьянка будет вечером в гараже!

54

– Уверен? – спросил Лувейн.

– Я своему шурину верю, – ответил Сакс.

– Черт, вот уж не ожидал. Ничего себе идейка. Есть у нас что-то для такого случая, Соузер?

– Я-то как раз ожидал, – улыбнулся тот, – и уложил все, что надо. – Соузер раскрыл один из мешков. – Давайте скорее, босс, скоро вам выходить.

55

– Дальше у нас серпоциклы – и кто же нам лучше расскажет про них, как не трехкратный победитель этих соревнований.

– С удовольствием, Гордон. Вы все видите, что к ступицам мотоциклов прикреплены длинные острые серпы, как на римских боевых колесницах, а пешие участники вооружены трезубцем и сетью, опять же как римские гладиаторы, у которых мы это и переняли. Вопрос в том, сможет ли пеший свалить мотоциклиста до того, как мотоциклист его искромсает? Я несколько упрощаю, но суть именно в этом.

– Все преимущества, казалось бы, на стороне пешехода, – заметил Филакис. – Главная задача мотоциклиста – держать равновесие; каждый бросок сети, даже не попадающий в цель, его отвлекает, а пеший боец получает шанс проскочить мимо серпов и достать мотоциклиста трезубцем.

– Это верно, Гордон, но мотоциклисты выработали собственную стратегию. Их легкие, но мощные мотоциклы способны на резкую остановку, поворот, крен. Они могут лечь на бок и тут же вернуться в прежнее положение. Могут задним ходом подсечь пешего под коленки.

Иногда байкер даже хватается за сеть, не потеряв равновесия, и тащит пешего вокруг арены, пока не размажет, извините за выражение. Так что у пеших на руках не все козыри.

Соревнование уже началось. Мотоциклы рычали и падали, байкеры запутывались в сетях и бились, стараясь увернуться от удара трезубцем. Падали с криком и пешие, изрезанные серпами. По окровавленному песку катились головы и конечности.

Последние двое выживших, мотоциклист и пеший, были объявлены победителями. Публика к этому времени совершенно изнемогла от эмоций.

56

Далее последовал короткий антракт, чтобы зрители могли подкрепиться и сходить в туалет. Над ареной, на высоте ста футов, тем временем натянули проволоку.

После антракта на нее с двух концов вышли дуэлянты-канатоходцы с рапирами, в атласных трико. Тросы, намотанные на барабан, заканчивались петлей на шее каждого дуэлянта. Трос позволял фехтовальщику свободно двигаться взад-вперед, но был длиной всего пятьдесят футов, и в случае падения у человека ломалась шея.

Состязание было эксцентричным даже для Эсмеральды, и вызваться в нем участвовать мог разве что ненормальный. К счастью для человечества, нельзя выдумать ничего столь нелепого или опасного, чтобы кто-нибудь да не вызвался.

Противники сошлись, соприкоснулись рапирами и начали поединок.

В таком единоборстве движения должны быть скупыми, но точными. Лучше порой пропустить удар, чем отразить его и сверзиться с проволоки.

Левосторонний боец, двукратный победитель прежних Игр Огастин Смайлс из Слота в Северной Дакоте, приближался скользящим шагом, и рапира в его руке трепетала, как змеиный язык. Правый, парижанин Жерар Гато, вышел на канат в первый раз, и никто не знал, на что он способен. Смайлс наступал, Гато пятился, но в какой-то момент отразил выпад противника и нанес ему рубящий, сабельный удар. Это не нарушало правил, но на практике пока не случалось – так ведь и свалиться недолго, слишком силен крутящий момент. Гато презрел эту общеизвестную истину; он не только не пытался погасить колебания проволоки, но раскачал ее еще больше.

Лишь очень немногие в Колизее, в том числе и Филакис, знали, что Гато входит в кружок теоретиков хождения по канату. Эти мыслители, заседая в кафе на рю Сен-Дени, объявили миру, что колебание – всего лишь один из видов стабильности, но поскольку провозгласили они это по-французски, то в Великобритании и Америке никто их не понял. Гато затем и приехал, чтобы доказать свою теорию.