Первая жертва

Напрасно Смайлс старался удержать равновесие: стабильности, на которую полагался он, больше не существовало. Молотя руками по воздуху, он упал.

Публика дружно ахнула – и тут же разразилась громким «ура» в адрес Гато: он успел пронзить падающего противника прямо в сердце, подарив ему смерть более благородную, чем повешение.

Однако благородство вышло французу боком. Теперь уже он махал руками, чувствуя, что колебания вышли из-под контроля: проволока под ним напоминала скакалку в руках двух крайне вредных маленьких девочек.

Он упал, но хладнокровия не утратил: бросил рапиру и ухватился обеими руками за петлю на шее, остановив падение. Повисел немного, дрыгая ногами под ободряющие крики толпы, и полез обратно, перебирая руками по шейному тросу. Снова утвердился на проволоке, переждал бурю аплодисментов и прокричал:

– Видите? Все-таки она держится!

На следующий день в газетах развернулась дискуссия на тему, что он этим хотел сказать.

Следующим номером программы были смертельные фрисби. Судья, с головы до ног одетый в доспехи, поднял клетчатый флаг, опустил его, и бой начался.

Края летающих тарелок из легкой стали заточили до бритвенной остроты. Бойцы были без доспехов, в одних спортивных купальниках и кроссовках. Единственным средством защиты служили толстые кожаные перчатки с тремя слоями стальной сетки внутри. Только такой перчаткой можно поймать смертельную фрисби, не покалечив себя.

Дуэлянты успешно применяли прием бумеранга, когда тарелка, не попавшая в цель, возвращается в перчатку владельца. Оба также с большим умением пускали снаряды по земле так, чтобы те в нужный момент взлетали.

Голубовато-серые фрисби мерцали на солнце, жужжали, как сердитые осы, порхали туда-сюда, как летучие мыши на закате.

Результатов пока что не было. Публика затаила дыхание – в тишине слышалось только легкое клацанье, когда кто-то ловил тарелку. Запасные фрисби лежали в кожаных сумках на спине игроков.

Фаворит этого года Оскар Шабо противостоял Мануэлю Эчеверриа, или Маносу, баску из Бильбао. Эчеверриа тренировался втайне, и неизвестно было, что он припас для этого боя.

В начале игры все заметили, что Манос ловит хуже, чем Шабо, и не очень твердо держится на ногах, как будто вчера вечером перебрал (так все и было).

Громадный венгр, почувствовав, что перевес на его стороне, стал наступать. Тарелки его противника летали без всякого толка, как обалдевшие от гербицида скворцы; Манос отступал, отбивая фрисби Оскара кулаками и стараясь не шлепнуться наземь.

Казалось, что бухому баску пришел конец, но болельщики, видевшие Маноса в Европе, толкали локтями своих менее осведомленных соседей и шептали: «Смотри, смотри!»

Шептали они не зря. Несчастный похмельный Манос сделал двойной шаг вбок, достал из сумки две фрисби и метнул их одновременно. Он хорошо владел обеими руками и хорошо отработал на тренировках такой бросок.

Блестящие тарелки обрушились на Шабо с разных сторон под разными углами, с невероятной скоростью полета и вращения почти одновременно, с разницей в ничтожную долю секунды. Волосатый венгр хлопнулся на спину, отгоняя фрисби, как мух, стальными подошвами.

Но даже и в такой позе он умудрился сделать бросок, завоевавший ему приз в прошлом году. Его фрисби со свистом метнулась к трибунам, развернулась и под тупым углом устремилась к Маносу.

Баск, однако, не растерялся. Его тарелка, пущенная левой рукой, столкнулась с вражеской в воздухе, высекая искры, и обе фрисби упали в песок, не причинив никому вреда.

Потом Манос трижды крутнулся на месте, как дискобол, и снова метнул две фрисби одновременно.

Они взмыли вверх и понеслись к Шабо, как шальные локомотивы.

Одну венгр поймал, другая отсекла ему левую руку повыше локтя.

Вопреки этому он приготовился к броску, но тут его настиг новый залп.

Одна фрисби прошла мимо, другая срезала ему макушку чуть выше бровей.

Микрофон, поймавший последний хрип Шабо, усилил его для ликующих зрителей.

Пришло время Большой Раздачи.

57

С арены убрали последние следы бойни, учиненной серпоциклистами.

– А теперь, дамы и господа, – возвестил Филакис, – мы увидим долгожданный поединок, официально открывающий сатурналии. Увидим Большую Раздачу, друзья мои! Знаю, вы все гадали, какую форму она примет в этом году, – не будем же тянуть время. Действуйте, ребята.

Рабочие в белых спортивных костюмах выкатили на арену платформу, огороженную канатами – как боксерский ринг, только больше. По трибунам прокатился разочарованный стон.

– Минутку, минутку, – вмешался Филакис. – Это не то, что вы думаете. По-вашему, нам предстоит обыкновенный гладиаторский бой, как в прошлом году? Вот и нет! На сей раз мы придумали нечто особенное – думаю, скучно не будет. Но сначала позвольте представить вам счастливцев, избранных для Большой Раздачи. Выходите сюда, парни!

Гарольд и Лувейн в черных трико вышли под гром аплодисментов из разных ворот. Четверо секундантов, идущие между ними, несли большой деревянный ящик.