Первеницы мая

Затем они сходили к голубеводу за советами и кормом, но тот отказался помогать: если голуби заметят хоть одно соколиное перышко, они разлетятся из своих клеток навсегда. Хищная птица при дворе? Ни за что. Пришлось самим отправляться на поиски червей и лягушек.

– Каждый день мы этим заниматься не будем, – предупредил Феликс, когда они насобирали достаточно склизких трофеев. – И вообще, где ты ее будешь держать, хищницу твою?

– В спальне.

– Ну нет. Нет-нет-нет.

– Это моя спальня. Наша спальня – наша с Сумеркой.

– С Сумеркой?

– У нее перья цвета сумерек.

– Не стоит давать ей имя, – предусмотрительно заметил Блез. – Сложнее будет отпустить ее.

– Она Сумерка, – уперся Лисандр.

В глубине души он надеялся, что пустельга никогда от него не улетит.

16

Вот уже четыре месяца подряд в день Черной Луны Брюно Морван отправлялся в крестный путь: против воли шел в северное крыло, пряча под формой отчет для Жакара. Отчего у него самого сводило живот.

А началось все с письма отца, которое он получил в самый разгул зимней стужи. Как оно преодолело заснеженную равнину, где никто и двух шагов пройти не мог, не увязнув по уши, Брюно не знал. Однако, прочитав письмо, пожалел, что учился грамоте.

«Мой дорогой сын, – писал бывший советник Морван, – король держит тебя при дворе из чистой прихоти. Ты позволил ему несправедливо разлучить тебя с твоим медведем. Мне за тебя стыдно. Умоляю тебя разорвать оковы и подняться с колен. Ты жертва; так стань хозяином положения. Обрати прихоть короля против него самого. Нет ничего проще: нужно лишь передавать принцу Жакару полезные сведения о привычках и планах короля. В день Черной Луны принц будет ждать тебя у себя. Ты заложник, Брюно; так стань мятежником. Верни себе уважение в глазах своего медведя – ведь ты наверняка его потерял».

Брюно Морван ничего не смыслил в политике. По-человечески же король ему был скорее симпатичен. Тибо выбрался живым из Гиблого леса, одолел собственное сумасшествие. В лютую зиму он делал все что мог, первым шел на лишения. Спал он плохо, но вставал рано и сразу брался за работу. И наконец, со стражей обращался уважительно и платил щедрое жалованье. Словом, Брюно не видел никакой пользы предавать Тибо – ни для себя, ни для королевства. Отца же он, напротив, всегда побаивался. Принц Жакар тоже не внушал доверия. Однако мнение медведя сильно заботило Бруно.

Он уничтожил письмо и после долгих споров с собой остановился на своеобразном компромиссе: хорошо, он будет носить Жакару доносы в день Черной Луны. Но не будет в них писать ничего важного. Так что предательство выйдет несерьезное и ни к чему плохому не приведет.

В полночь на второй день заседания Совета Брюно проник в северное крыло со своими каракулями за пазухой, постучал в дверь и вошел в переднюю принца, заваленную множеством самых разных вещей. В потускневшем зеркале отражалась единственная свеча. Все здесь представлялось ему каким-то далеким диким краем, где царствует ужасный властелин: с силой льва, ловкостью пантеры и тигриным аппетитом.

Властелин впустил его, запер за ним дверь на три оборота и, вырвав из рук листы, хриплым голосом прочел вслух первые строки:

– «Король паел в маленкой столовой. Он сьел всю порцию…» «Поел», Морван, пишется через «о». А в «маленькой» – мягкий знак. Кстати, он всегда съедает всю порцию. «Съел» с твердым знаком.

– Да, с твердым, сир, я так и написал… разве нет? – пробормотал Морван, на которого нахлынули дурные школьные воспоминания.

Свою безграмотность Брюно всегда воспринимал как стыдную болезнь.

– Нет, ты поставил мягкий. Неуч.

Брюно переминался с ноги на ногу. Берцовая кость, которую он сломал во время битвы с лесом, едва срослась. И в передней Жакара боль неотвратимо возвращалась. Живот, нога. Боль, как мяч, перекидывалась с одного на другое. От близости пса было не легче. Во взгляде его читалось нечто чуждое миру зверей: жестокость. Совершенно людская жестокость.

Жакар, фыркнув, продолжил читать:

– «Король принел вану около девяти чесов». Принял: пэ, эр, и, эн, я, эл. Ванну: вэ, а, две эн, у. Часов – через «а». Ну знаешь ли. Ты алфавит вообще помнишь?

– Да, принц.

– Все тридцать три буквы?

– Тридцать три? Кажется, да, сир.

– «Он отправел Манфреда в пол десятого. Овид заступил на пост у дьвери до канца вечера».

Жакар потряс стопкой листов у Бруно под носом. Стикс поднял уши и зарычал.

– Ты меня за кретина держишь, Морван, или как?

– Ваше высочество?

– И это ты называешь сведения? Да плевал я, когда он там в ванну залез! Думай хорошенько, Морван. Ты уже сунул палец в шестерню, поздно! Или ты мне выкладываешь суть, или король узнает, что ты вытворяешь у него за спиной.

В бороде Брюно проклюнулся розовый рот.

– Хорошенько подумай, – продолжал Жакар. – Будешь сидеть на двух стульях – скоро свернешь себе шею.

Брюно огляделся в поисках стульев, но ни одного не увидел.

– Я уже четыре месяца говорю: неси мне нормальные сведения. Четыре месяца ты меня за кретина держишь.

Жакар замолчал. Ему в голову пришла гениальная мысль.

– Знаю. Знаю, что именно тебе нужно…

– Хорошо, сир. Можно теперь я пойду?