Первенцы

Она согласилась. В прошлый раз она танцевала с дядькой Войцехом на свой пятнадцатый день рождения; в конце у него закружилась голова, и он чуть не рухнул прямо на нее. Отто держался намного лучше. На них были устремлены десятки взоров, но беспокоил только один – чуть насмешливый, юркий взгляд Лукии Корсах. Она наблюдала за ними внимательно, как будто ждала, что сейчас кто-нибудь из них оступится и упадет. Итка в такт музыке подала руку Отто и тихо спросила:

– Как думаешь, мы производим нужное впечатление?

– Ненавижу танцы, – поморщился он, – так что очень надеюсь, что все не зря.

– А что ты любишь?

Они коснулись ладоней друг друга и сделали круг.

– Охоту, фехтование. В детстве, когда болел, много читал, теперь только скупаю книги.

– Почему? Нет времени?

– Не знаю, как-то все не до этого. Скоро и охотиться придется реже, – шутливо посетовал Отто, имея в виду: «Когда я стану владыкой».

– Не волнуйся, – нарочито серьезно ответила Итка, – я буду тебя подменять.

Он беззвучно усмехнулся и кивнул, мол, договорились. Они взялись за руки, качнулись из стороны в сторону, развернулись вокруг. Еще пара движений – и танец закончился бы, но Итка до сих пор кожей чувствовала настырный взгляд лучезарной госпожи. «Убить тебя, что ли», – раздраженно подумала она. Теперь и Отто заметил ее беспокойство.

– Извини, – одними губами произнесла Итка, прижалась к нему и поцеловала.

Отто опешил, но только на мгновение – он быстро сориентировался и подыграл ей, крепко обняв за талию. Кто-то даже скромно зааплодировал. Итка отстранилась первой. Они поклонились друг другу, обменявшись многозначительными взглядами: «Что ж, это точно должно было произвести впечатление». Госпожа Нишка застыла на месте, изумленно изогнув бровь, но ее вывел из оцепенения какой-то вопрос управляющего. Музыканты заиграли что-то поспокойнее, а к Итке подплыла, сладко улыбаясь, Лукия Корсах:

– Смелый ход, дорогая, – негромко произнесла она, – но меня ведь не просто так зовут госпожой Любви. Я всегда распознаю такой обман.

Итка поправила узкие рукава платья. Изобразила голосом восхищение:

– Вы умнее, чем я о вас думала.

– Ты тоже. Полагаю, сможешь оценить по достоинству одну любопытную историю. – Лукия сделала изящный жест, и в ее руке тут же оказался до краев наполненный кубок. Принесший его слуга, улыбнувшись, откланялся, и Итке совсем не понравилась эта улыбка. – Она уже старая, но я все равно рассказываю ее всем подряд.

– О чем же эта история?

– О Хаггеде, – заговорщицки шепнула лучезарная госпожа, – и том, что женщинам нужно держаться друг друга. Мне говорили, будто свое правление нынешняя царица начала с того, что подчинила одно непокорное племя. В том племени мужчины-старейшины брали себе в наложницы совсем юных девочек. Однажды царица пришла в их медовый зал на переговоры, вроде бы хотела даже выбрать мужа. Я тоже всегда встречаюсь с женихами лично, – подмигнула Лукия, – прежде чем дать окончательный ответ. Так вот, старейшины приготовили большой пир, на котором танцевали нарядные девочки-наложницы, и каждая из них заплела длинные волосы в косы, а косы украсила красивыми лентами. Только, представляешь, в тех пестрых лентах были зашиты струны для нарезки сыра. Царица долго ела, пила и веселилась, но вдруг опрокинула целый кувшин красного на стол.

С этими словами госпожа подняла кубок над головой, показывая жестом, как много пролилось вина. Стоя за высокой спинкой хозяйского кресла, стражники Нишки исподлобья посматривали то на гостей, то друг на друга. Музыка стала быстрее и громче, несколько девушек из свиты Корсахов затянули народную песенку. В голове Итки зазвучали змеиные шепотки, но она прогнала их и спросила на выдохе:

– И что тогда случилось?

– Тогда все танцовщицы распустили свои прекрасные волосы и туго-туго завязали ленты на шеях старейшин. Мне рассказал об этом один толмач. Он не мог найти в нашем языке слова, чтобы описать, сколько крови пролилось в том медовом зале. Потрясающая история, правда? Никогда не додумалась бы – струны для сыра!..

Однажды с Иткой случалось подобное наваждение: она могла представить Куницу с лютней вместо топора в руках, но оттереть его образ от крови не выходило – струны под его пальцами становились алыми. Музыканты, которых привезла Лукия, играли едва ли не самозабвенно: глаза прикрыты, на лицах широкие улыбки. Сколько нужно времени, чтобы улыбка превратилась в оскал?

Слуга, перед этим принесший госпоже вино, настойчиво пытался добиться внимания Кашпара, увлеченного разговором с Отто, но Корсах лишь отмахивался и кивал. «Неужели не знает?» – пыталась сообразить Итка. Девушка, запертая в крохотной спальне, рассказала ей, что Нишка подозревала в отравлении кого-то из сыновей владыки – и, кажется, ошибалась. Флейтист, сидящий на высоком стуле, развернулся лицом к беседующим господам, и грудь его стала вздыматься реже, но он делал вид, будто увлечен игрой. Итка поняла, что медлить нельзя.

– Госпожа, – сказала она, посмотрев Лукии в глаза, – пожалуйста, остановитесь.