Первенцы

– Так и знал, что Кашпар ни при чем, – произнес задумчиво господин Тильбе, когда стихло последнее эхо пиршества. – Он слишком хорошего мнения о людях.

Госпожа Итка, шумно сделав глоток воды из кувшина, который всегда стоял на столике у окна, ответила:

– Она тебя чуть не убила, Отто.

– Я уже начинаю к такому привыкать, – невесело усмехнулся он. – Мои люди были наготове, но хорошо, что действовать не пришлось. Спасибо тебе.

– Меня она тоже чуть не убила, – вмешалась компаньонка, – а теперь я должна буду ей служить?

– Скорее, наоборот, – протянул Отто, – учитывая обстоятельства.

Заключение продлилось недолго: с приездом гостей всем стало не до нее, и можно было ходить иногда на прогулку в сад. Снег уже не успевал растаять, запах легкого морозца приятно щекотал нос – раньше она любила зимнюю пору за ее особенные, пусть и суровые порядки. В одну из прогулок она услышала, как о чем-то болтает с конюхом Стельга, а в глубине двора звенел по металлу металл. Похоже, она появилась не слишком вовремя, потому что жена управляющего, как будто бы запыхавшись, подбежала к ней и захлопотала: «Как же, как же, такой холод, ведь простудиться совсем недолго». Она проводила компаньонку в комнату и велела подождать, пока найдет куда-то запропастившуюся шерстяную шаль. Когда платок все-таки обнаружился, дверь спальни неожиданно отворилась. Вошедшая госпожа Итка как-то чересчур ласково спросила:

– Ты ведь Стельга, верно? Отто сказал, ты родом откуда-то с востока страны.

– Да, госпожа. Но я была еще девочкой, когда мы с матерью перебрались в Рольну.

«Сбежали, – мысленно поправила компаньонка. – Только Фирюль их все равно нашел».

– Знаешь, я так боюсь собак, – вдруг заговорила Итка, – особенно этого бешеного Сорванца. Правда, что давным-давно в твоих краях гончие загрызли своего хозяина, господина… как его?..

– Залесского? Это такая жуткая история! Говорят, его дух так и бродит в развалинах замка, ищет колдунов-убийц. Я тоже ужасно боюсь собак, госпожа. Но если господин рядом, они не тронут.

– Я так и подумала. Стараюсь не ходить мимо псарни без Отто. Проверь пока, как идут дела на кухне, а мы здесь справимся сами. – Стельга, скрипнув половицей, вышла, а госпожа Итка обратилась к ней: – Старый замок Залесских, запомнила? Расскажешь об этом месте госпоже Лукии, когда Отто станет владыкой. Пусть услышит именно от тебя.

– Ну ты и притвора, – беззлобно буркнула компаньонка.

Итка набросила ей на плечи шаль и легонько ткнула в бока пальцами.

– Кто бы говорил.

С каждым днем она все отчетливее слышала тяжелые шаги – их становилось больше, они учащались, как сердцебиение, разгоняя кровь по жилам этого дома. Скрипела кожа, свистела сталь, гулко трещало дерево: можно было решить, что Тильбе готовятся к войне. «Так и есть, – ответила Итка на прямой вопрос. – В пути может случиться все что угодно». Лукия Корсах заглянула к компаньонке только пару раз за время пребывания в усадьбе, но ее это не особенно расстраивало: трудно было в присутствии лучезарной госпожи удержаться от ядовитого замечания.

Когда пришла пора уезжать, она очень долго прощалась со Стельгой; осторожно трогая ее округлившийся живот, спросила:

– А это больно?

– Нет, госпо… – начала она и осеклась, – нет, не больно. Больно бывает от других вещей.

Они обнялись, и компаньонка шепнула ей на ухо:

– Пусть собаки отгрызут твоему мужу руки, и он не сможет больше тебя бить.

– В добрый путь, – печально ответила Стельга, – моя госпожа.

Повозка Лукии Корсах изнутри скрипела дорогой обивкой. К этому звуку пришлось привыкать, потому что две другие служанки, как и их хозяйка, ни мгновения не сидели смирно. Им вечно было что обсудить, над чем похихикать, кому перемыть косточки, и через какое-то время стало ясно, что попытки уснуть успехом не увенчаются. На ухабах потряхивало, в колесах что-то стучало, девушки, так их растак, не умолкали.

– Моя дорогая!.. – обратилась вдруг к своей компаньонке лучезарная госпожа, зачем-то повысив голос.

– Не нужно кричать, – поморщилась она. – Я ничего не вижу, но слышу-то хорошо.

– Расскажи, как ты попала в Тильбе, – спокойно и даже ласково произнесла Лукия.

Она вжалась в угол, бросила раздраженно:

– Не хочу.

– Дорога дальняя. Мы могли бы скоротать время за беседой.

– Я предпочла бы, – заговорила компаньонка, как если бы снова стала госпожой, – чтобы мне почитали стихи.

– Тебе нравятся стихи? – удивилась Лукия. – Какие твои любимые?

– Поэта, которого зовут Ясменником.

– Почему?

– Он грустный, – пожала она плечами, – как я.

– Тебе грустно? – участливо спросила лучезарная госпожа, словно не догадывалась, что сама же и дала ей вескую причину для грусти. Компаньонка отвечать не стала, и Лукия коснулась ее руки: – Когда приедем, я найду твоего поэта, и он сам прочтет тебе свои стихи.

– Правда? Вы это можете?

– Я могу все, дорогая, – доверительным полушепотом произнесла госпожа, вызвав коротенький смешок служанок. «Когда Матей из Тарды меня вылечит, я тоже буду смеяться».