Первенцы

Вечерница будто не заметила смены седока, только лениво повела ушами, когда он обратился к ней по имени. Кто-то из людей Тильбе сказал, что кобыла немного странная, и Гашек ответил: «Я знаю». Он видел, как со скрипом открылась дверь повозки, и оттуда вывели за руку девушку с темно-рыжими волосами. Она окликнула Отто; он прервал разговор с оруженосцем на полуслове, подошел к ней и крепко обнял, а она обняла его в ответ.

Закружили над пепелищем беспокойные вихри. Старая кормилица Гавра говорила, что духи умерших со временем становятся ветром. Гашек развернул Вечерницу на восток. Ветер шептался о чем-то с курганами Старой Ольхи. Гашек не оборачивался.

Всегда, повсюду, где бы он ни был, они – за его спиной.

Эпилог 1. Башня

Есть на свете люди, утверждающие, что им снятся особенные, странные сны – видения, которые потом сбываются наяву. Ортрун Фретка была не из таких людей. Она всегда знала: если ей что-то приснилось, значит, уже сбылось. И этой ночью она видела занесенный снегом курган Марко Ройды, могучего Крушителя Черепов.

Он получил почетное прозвище на войне – она помнила эту историю, как помнила и день, когда в Сааргет прибыл гонец с вестями о мире. Ей было тогда лет девять, она бежала во двор сломя голову, услышав о том, что кто-то приехал – думала, это вернулся отец. Но отец задержался, потому что участвовал в сейме берстонских господ.

Кто-то из взрослых суеверно прошептал: «Война наконец-то кончилась». Однако маму эта новость совсем не обрадовала: сжав письмо в кулаке, госпожа Мергардис жестом отослала гонца прочь и ушла. «Мир – это ведь хорошо?» – спросила Ортрун брата-близнеца, потому что он стоял ближе всех. Освальд высморкался в рукав и ответил: «Только когда ты выигрываешь». Мама, которую очень красила поздняя беременность, сидела в спальне у камина, где сгорало ненавистное письмо, гладила живот и плакала. Когда подошла Ортрун, взяла дочь за руку и сказала: «Запомни, милая: пусть каждая слезинка твоя станет каплей крови твоего врага». Тогда никто и подумать не мог, насколько пугающе точно исполнится ее пожелание.

Через пару недель после того разговора Ортрун, играя с братом в салки, споткнулась и разбила коленку. Было так больно, что она заплакала, а Освальд испугался и сразу позвал маму. «Думает, я пожалуюсь и скажу, что это он меня толкнул», – решила Ортрун, но маме не было дела до ушибленной коленки. Обнимая огромный живот, госпожа Мергардис села напротив дочери и вытерла платком ее слезы. На светлой ткани проступили алые пятна. «Мама, она теперь что, умрет?» – шепотом спросил Освальд. Госпожа Мергардис очень серьезно ответила: «Мы все однажды умрем, мой мальчик. А сейчас давай договоримся, что это, – она скомкала окровавленный платок, – будет нашей с вами тайной».

Много позже Ортрун осознала, что в стенах ее родного замка нет ни одного камня, который не знал бы какой-нибудь тайны. Разбитая коленка со временем зажила, госпожа Мергардис легко и быстро разрешилась от бремени, насовсем вернулся домой отец, и в Сааргете появился Марко.

Вслух они называли его другим именем. Не только седые волосы делали нового начальника стражи похожим на древнего старика – еще молчаливость и тяжелый, печальный взгляд. Ортрун поначалу побаивалась этого человека, старалась обходить стороной, чтобы не превратиться в ледышку от соприкосновения с его холодностью. А однажды, когда она в шутку пряталась от брата в темном углу коридора, Марко шел мимо и почти незаметно ей подмигнул. Ортрун даже забыла расстроиться от того, что ее убежище раскрыли – так необъяснимо подействовала эта мелочь. Когда Освальд сказал, что начальник стражи станет учить его обращаться с оружием, она приосанилась и заявила: «Я тоже хочу».

Господин Артуш искренне не мог понять, как это ей взбрело в голову, а мама неожиданно горячо поддержала. Отец растерялся еще больше: «И зачем же, по-твоему, такие навыки юной госпоже?» Мама улыбнулась: «Например, отбиваться от женихов. Они бывают докучливы. Правда, Артуш?» Отец смеялся: «Ну, я-то в конце концов своего добился. Значит, не докучливый, а настойчивый». Вскоре он совсем перестал смеяться: болезнь, коварная и жестокая, меньше чем за год съела его изнутри. Мама утверждала, что он привез эту заразу из Хаггеды, вот только кроме него никто не заболел. Младенец, названный в честь деда Модвином, даже не мог понять еще, кого хоронят, когда насыпали над телом отца курган.

У госпожи Мергардис от горя пропало молоко, и Марко привез откуда-то Ютту, молодую вдову-кормилицу, хотя таких распоряжений ему не давали – мама почти никогда не признавала вслух, что нуждается в помощи. И все же кормилицу приняли, как должное: сааргетский управляющий вскоре взял Ютту в жены, госпожа Мергардис доверила ей многие хозяйственные вопросы, Ортрун нашла в ней добрую сестру, о которой всегда мечтала. Именно она и поблагодарила Марко за это самовольство, а он только кивнул и ответил: «Держи щит ровнее».