Первенцы

Она за много лет ни разу не видела его улыбки – только слышала, как по-особенному менялся голос, когда он был доволен ее успехами. Госпожа Мергардис как-то сказала управляющему: «Он много сил вкладывает в Освальда, но я вижу, что Ортрун – его любимица». Она тогда впервые задумалась об этом и осознала, что мама права. Стало тепло и приятно, как никогда прежде, и Ортрун взялась за тренировки с таким воодушевлением, что однажды в учебном бою чуть не сломала брату руку. Марко успокоил ее и потрепал по взлохмаченным волосам: «Побереги этот задор для докучливых женихов». Ортрун выпалила: «Мне не нужны женихи!» – но никто не понял тогда, что она имела в виду. Она и сама не до конца понимала – только время все расставило на места.

Когда прошла памятная трапеза по господину Артушу, в Сааргете наступили спокойные времена: виноград от года к году родился славным, подрастали дети, полнились сундуки. Ортрун, приучившейся прятать слезы от посторонних, почти вовсе не приходилось этого делать – не так уж часто возникали поводы поплакать. Их с мамой беспокоило лишь, что никак не наступает пора ее женской зрелости. Освальд все пытался выяснить, о чем таком шепчутся с госпожой лекари, но Ортрун отгоняла его, как муху – своими сомнениями и страхами она делилась только с мамой, Юттой и Марко. Иногда они собирались за столом всемером: госпожа Мергардис с детьми, управляющий с женой и начальник замковой стражи. Ребенок Ютты, которого она кормила вместе с Модвином, не дожил и до двух лет. «Теперь у меня большая семья, – с улыбкой говорила она, – я счастлива».

Как только пришло для этого время, Освальду подобрали невесту из хорошей семьи: к ним приезжали даже представители, чтобы заключить брачный договор. Самой свадьбы нужно было еще дождаться – девочка оказалась чересчур юна, но все решили, что это к лучшему. Мама часто повторяла: «Когда мне исполнилось четырнадцать, я отказала первому жениху». Когда Ортрун было четырнадцать, она написала Марко письмо. Длинное, на трех листах, исцарапанных пером с обеих сторон – писарь часто журил ее за слишком размашистый почерк. Пока начальник стражи сопровождал брата на первой большой охоте и комната его пустовала, она тихонько туда пробралась и оставила свернутое послание в сундуке с одеждой. Освальд приехал через несколько дней, довольный, с хорошей добычей – Ортрун решила, что это добрый знак. Ей ужасно хотелось подсмотреть, как Марко найдет письмо, через расшатанный камень в стене, но брат позвал поглядеть на разделку туши, и она согласилась, чтобы не вызывать подозрений.

На следующей тренировке Ортрун то и дело пропускала удары, потому что вглядывалась в лицо Марко, пытаясь понять, успел ли он прочесть ее послание. Ничего не вышло – он был непроницаем. Тем сильнее Ортрун заволновалась, когда он после учебного боя жестом подозвал ее к арсеналу, где никто не услышал бы, о чем они говорят. «Очень далеко отсюда, в другом старом замке, – осторожно начал Марко, глядя куда-то в сторону, – живет моя дочь, примерно твоя ровесница. Если бы она однажды пришла ко мне и рассказала о любви к человеку, который похож на меня, я бы обнял ее и ответил, что это пройдет».

Ортрун не расстроилась – убедила себя, что дело именно в возрасте. «Когда стану постарше, – думала она, – все обязательно будет хорошо». Ее не разуверила в этом даже нагрянувшая через пару лет новость о скором замужестве. Она знала – ей нужно выйти за «кого-то из Корсахов», чтобы Освальда избрали владыкой, значит, она поедет с братом в Столицу, а Марко, самый надежный из стражей, будет их сопровождать. Мама не стала бы держать его при себе – за этим крылась история, которую могли рассказать только всеведущие сааргетские камни.

В какой-то момент Марко перестал с ними ужинать, даже иногда, а при встрече с госпожой Мергардис начал кланяться как-то слишком низко. Мама, в свою очередь, постоянно поправляла юбки или манжеты платья, если им с начальником стражи приходилось лично говорить о делах – отвлекалась на что угодно, лишь бы не глядеть ему в глаза. Ортрун так и не отважилась спросить, в чем проблема, но ее успокаивало, что этот разлад не повлиял на их отношения с Марко: она все так же часто с ним тренировалась, беседовала, делилась своими снами, порой жаловалась на Освальда.