Первенцы

– А закусь? Вот пошла молодежь, все время вас контролируй, – запричитал Матей и вынул из кармана несколько мелких сушеных рыбешек. Выпив, он предался воспоминаниям. – В Кирте я осматривал прислугу, у которой вдруг началась лихорадка. Брат сказал, что за мной послали сразу, как ей поплохело. Кто-то решил, мол, это чума. Не стану вдаваться в терминологические подробности, но по результатам осмотра я сделал вывод, что мором там и не пахло. Я так и сказал управляющему: никакой чумы. Даже лег спать в одном доме с больной, чтобы доказать, что она не опасна, а этот хитрец – я по глазам видел! – мне все равно не поверил.

– Погодите, – прервал его Гашек. – Я не помню, чтобы мою мать осматривал лекарь. Ей никто так и не помог. Она промучилась с неделю и умерла.

– Не помнишь, конечно, – ответил старик. – Во-первых – обрати-ка, Алеш, внимание, – когда речь идет о серьезной опасности для жизни больного, на время осмотра впечатлительные родственники должны покинуть помещение. Во-вторых, если не ошибаюсь, ты тогда говорил-то с трудом.

Пока он рассказывал, Алеш выпил уже две полных кружки эля. Гашек задумался. Кто его обманул? Матей, Драгаш Гроцка или собственная память? Увидев пожилого портретиста в бронтской корчме, он вновь мысленно перенесся в то далекое, страшное время, когда заболела мама. В его голове история Драгаша звучала совершенно логично, потому что соотносилась с тем гнетущим чувством полнейшего одиночества, которое он испытывал бесконечными ночами у постели умирающей. Ему казалось, что в тот момент во всем мире были только они вдвоем – и никто не хотел пробиться к ним, протянуть руку помощи, разогнав густую, тяжелую тьму.

– И Гельмут не отправлял вас с посланием? – наконец заговорила Итка. – Не давал вам рисунок Драгаша из Гроцки?

– Кого? А, художника, – вспомнил Матей. – Нет. Хотя он тоже там ошивался. Кажется, хотел развести Ройду на парадный портрет. Улетучился сразу, как только услышал, что у Гельмута нет денег со мной расплатиться. Брат посоветовал взять кобылой – лошадка и вправду была хороша. Ну, мы и сторговались.

Гашек в несколько глотков опустошил кружку очень крепкого эля – он едва ли не царапал горло. Итка поставила локти на стол и прикрыла лицо ладонями. Стрельнула взглядом в его сторону, как бы спрашивая: «И что дальше?» Ответа у Гашека не было – вообще все мысли куда-то улетучились. Остались только ощущения: невыносимое одиночество из прошлого и полная растерянность в настоящем.

– Я так понимаю, после смерти ее сожгли, – вдруг заговорил помрачневший Алеш. Гашек молча кивнул. «Вместе с утварью и одеждой».

Где-то в доме неожиданно заплакал ребенок. Итка и подмастерье лекаря одновременно вскочили со своих мест.

– Опять приснилось что-то, – вздохнул Матей. – Ну, пойдемте, дети. Надо человеку помочь.

Алеш провел их в другую комнату, поменьше, где на коротенькой лавке, накрытой двумя козьими шкурами, сидел, поджав под себя ноги, маленький мальчик. Когда они вошли, он поднял голову – лицо его распухло от слез. Гашек сразу понял, что они с Алешем братья. Парень опустился на колени перед лавкой, взяв плачущего мальчика за руки. Итка села слева от ребенка, Матей – справа, Гашек остался стоять. Незнакомцы, казалось, совсем не напугали мальчика. В его черненьких глазках жила глубокая, безвременная печаль. Гашеку почудилось, будто он смотрит на свое отражение в беспокойной воде.

– Ну все, все, Еник, – обнял ребенка Матей. – Солнышко выпьет твои слезы.

– Где мама? – всхлипнул мальчик. Алеш едва держался, чтобы не заплакать вместе с братом.

– Давай я расскажу твою любимую историю, – предложил старик, – а если станешь внимательно слушать, мама будет тобой довольна.

Еник утерся и закивал. Алеш, выдавив натянутую улыбку, погладил его по голове.

– Очень-очень давно, – смягчившимся голосом начал Матей, – может быть, на этом самом месте Матушка Земля родила своих огромных Первенцев. Долго бродили они по миру в поисках мудрости и славы – велики были Первенцы Земли, велики были и их желания. Матушка щедра, но на всех не хватало ее даров. Кому-то, – он протянул мальчику сушеную рыбку, – удавалось добыть самые ценные богатства, а кому-то, – вывернул он пустой карман, – не доставалось совсем ничего. И вот озлобились Первенцы друг на друга, и самый жадный из них сказал: «Если я не буду владеть дарами, никто не будет ими владеть!»

– Я знаю, знаю! – воскликнул мальчик. – Это был Солнышко!